Пьесы

Л ю б а в а. Пойдем, Лиза. (Подняла Лизавету.) Идем же.

Л и з а в е т а (с пьяной лихостью). Не-ет, я спляшу сначала! Играй, Митя! За столом-то не зря сидел.

Г а л и н а. Как бы опять чего не выкинула! Надо приглядеть за ней.

Р у ш к и н. Упал листок… не горюй по листку, березка!

Л ю б а в а. Довольно, Лиза, довольно! (Уводит ее.)

Затемнение.

Г о л о с  И в а н а. Ушли они… и я ушел со своей собственной свадьбы. Ушел, ни разу не поцеловавшись с невестой под крики «горько».

Л ю б а в а  и  Л и з а в е т а  у Сохиных.

Л ю б а в а (укладывает подругу). Спи, горюха!

Лизавета сидит на кровати. Взгляд пустой, отрешенный.

Г о л о с  и з  р е п р о д у к т о р а. «У любви, как у пташки, крылья…»

Любава выключает радио.

Вскрикнув, Лизавета упала в постель, забилась. Любава принялась ее успокаивать. Усыпила. Сама достает старые письма, читает.

Г о л о с  С е р г е я. Я думал, любовь — одна радость, радость…

Г о л о с  Л ю б а в ы. И я так думала… думала…

Любава поднялась, бросает письма в печку.

Входит  М а т р е н а.

М а т р е н а. Худо горят. Наверно, от слез отсырели.

Л ю б а в а. Ничего, сгорят. Один пепел останется. И тот развею.

М а т р е н а. Жалеть не будешь?

Л ю б а в а. Довольно жить прошлым! Не хочу! Мне нынешний день стал дорог!

М а т р е н а. Видно, на поправку дело пошло. Эта чо убивается?

Л ю б а в а. Жизнь не по чертежам вычертилась.

М а т р е н а. Стало быть, чертила неверно. Ты вот тоже ошибку в чертежах допустила…

Л ю б а в а (сварливо). Не обо мне речь, мама! (Встала, переоделась.) Пойду на ферму.

М а т р е н а. Сегодня на ферму, завтра на ферму… А жить когда? Эх, Любка! Разве такую долю загадывала я тебе?

Л ю б а в а. Хватит, мама, хватит!

М а т р е н а. Хватит, да не того! Вертишься день-деньской веретеном, так веретено-то безмозглое! И сердца у него нету. Ты ж человек, Любава. А человеку свет нужен! Свет и все человеческие радости.

Л ю б а в а. А мне своих хватит! У меня (ребром ладони по горлу) вот сколько! (Взглянув на мать, мягко.) Недавно орденом наградили, и вообще… вообще… (Вышла.)

М а т р е н а (покачивает головой). То-то что вообще.

Г о л о с  и з  р е п р о д у к т о р а. «Любо-овь, любо-овь…»

Затемнение.

На берегу Пустынного озера. Входит  И в а н.

И в а н. Я женился, и закрутило меня, завертело… Некогда было остановиться и спросить себя: «Чего ради живешь на земле, Иван Рушкин?» Ложусь спать — одна мысль: работа. Встаю — о том же думаю. А есть еще что-то кроме. И это «что-то» незаметно исчезло. Оно исчезло не сию минуту. Но потерю я обнаружил вот только что. Я пытался видеть в Любаве постороннего человека, внушал себе это и… лгал. (Пауза.) Однажды мы встретились с ней на берегу у Пустынного. Как раз журавли прилетели… Нас потянуло друг к другу невидимым сильным магнитом… Мы ничего не слышали. Пустынное бушевало. Волны, перехлестывая через плотину, стекали в овраг, пробивая в черном снегу черные дыры… В сторонке лежал кем-то подбитый журавль. Плотника вздрагивала… Мы не слышали…

Л ю б а в а. Нарушила я свой запрет… Ох, Ваня, что же ты делаешь со мной?

И в а н. Люблю тебя, Любушка. Дышу тобой… и не могу надышаться.

Л ю б а в а. Жену твою обворовываем, себя обворовываем. Нечестная наша любовь, Ваня!

И в а н (поникнув). Разве я в этом виноват, Люба?

Л ю б а в а. Я тебя не виню. Вообще никого не виню. Но люди расплачиваются за все на свете. За все.

И в а н. Перестань, Люба! Мне так славно! Не думал, что снова у нас завяжется. Как же нам быть-то теперь?

Л ю б а в а. А никак. В последний раз видимся…

И в а н. Ты что, Люба? Ты что?

Л ю б а в а. Я в город еду.

И в а н. Под землей тебя разыщу!

Л ю б а в а (качает головой). Что не мое, то не мое… Прощай, Ваня! Прощай и прости. Не сложилось у нас.

И в а н. А как же я, Люба? Как мать? Ее тоже с собой возьмешь?

Л ю б а в а. Ее не сдвинешь… вросла корнями. А у меня корни подрублены, Ваня. Чем жить тут, лучше в Пустынное с берега… (Подобрав убитого журавля, уходит.)

И долго еще видно их, двух смертельно раненных птиц.

И в а н. Любушка… Любушка… зорька моя вчерашняя…

ЭПИЛОГ

Возле избы Матрены.