Ванхэттен. Ваше критическое суждение о мистере Боссфилде я вправе принять лишь со всеми необходимыми оговорками; но могу сказать вам, что у нас в Америке эту приятную новость будут, вероятно, связывать с недавним посещением наших берегов президентом Ирландского свободного государства. Мне не выговорить его имя так, как оно произносится официально, по-гэлльски, — а как оно пишется, у нас во всем посольстве знает только одна машинистка, — но друзья называют его Мик О’Рафферти.
Магнус. Ах, прохвост! Джемайма, нам придется жить в Дублине. Англии пришел конец.
Ванхэттен. В известном смысле — пожалуй. Но это не означает, что Англия погибнет. Она просто сливается — да, именно сливается — с другим предприятием, более мощным и более процветающим. Я забыл упомянуть, сэр, что вы теперь будете императором; таково одно из наших условий. Этот маленький островок мог обходиться королем; но раз уж в дело вступаем мы, тут требуется нечто более грандиозное.
Магнус. Этот маленький островок! «Сей малый перл в серебряной оправе моря!»{122} А не приходило ли вам в голову, мистер Ванхэттен, что мы можем не захотеть превратиться в какой-то довесок к мощному американскому предприятию? Что, если вместо того, чтобы согласиться на это, мы кликнем старый боевой клич синфейнеров{123} и будем драться до последней капли крови за свою независимость?
Ванхэттен. Меня бы очень огорчило подобное возрождение варварских нравов прошлого. К счастью, это невозможно. Не-воз-мож-но! Старый боевой клич не вдохновит разноплеменный экипаж Атлантического флота Лиги наций. Этот флот подвергнет вас блокаде, сэр. Нам, пожалуй, придется объявить вам бойкот. И плакали тогда ваши два миллиарда долларов в год.
Магнус. Но континентальные державы? Неужели вы думаете, что они хоть на миг допустят подобную перемену в международной расстановке сил?
Ванхэттен. А что тут особенного? Ведь это перемена чисто номинальная.
Магнус. Номинальная! Вы называете слияние Британского содружества наций с Соединенными Штатами номинальной переменой! Хотел бы я знать, как назовут это Франция и Германия!
Ванхэттен
Магнус. То есть простите, почему же?
Ванхэттен. А потому, что нас здесь окружает все свое, привычное: американские промышленные изделия, американские книги, пьесы, спортивные игры, американские религиозные секты, американские ортопеды, американские кинофильмы. То есть, короче говоря, — американские товары и американские идеи. Политический союз между нашими странами явится лишь официальным признанием совершившегося факта. Так сказать — гармония сердец.
Королева. Мистер Ванхэттен, вы забываете, что у нас есть своя великая национальная традиция.
Ванхэттен. Соединенные Штаты, мэм, восприняли все великие национальные традиции и, сплавив их воедино с собственной славной традицией Свободы, получили в результате нечто поистине оригинальное и универсальное.
Королева. У нас есть своя самобытная английская культура. Я не хочу сказать, что она выше американской, но, во всяком случае, она иная.