Король и королева сидят на террасе у самых ступеней: королева — справа от короля. Он читает вечернюю газету, она вяжет. Рядом с ней рабочий столик, на нем небольшой гонг.
Королева. Почему ты велел оставить стулья на террасе, а не убрать их вместе с чайным столом?
Магнус. Я буду принимать здесь министров.
Королева. Здесь? Почему?
Магнус. Надеюсь, что свежий воздух и предзакатное освещение подействуют на них умиротворяюще. Им тут трудней будет ораторствовать, чем в четырех стенах.
Королева. А ты уверен? Когда Роберт спросил Боэнерджеса, где он научился произносить такие великолепные речи, тот ответил: «В Гайд-парке».
Магнус. Да, но там его вдохновляло присутствие толпы.
Королева. Роберт говорит, что ты совершенно приручил Боэнерджеса.
Магнус. Неправда, вовсе я не приручал его. Я только преподал ему кое-какие правила поведения. Мне приходится нянчиться со всеми новичками в политике, но это совсем не значит, что я их приручаю. Я просто учу их разумно использовать свои силы, вместо того чтобы растрачивать их попусту, валяя дурака. Потом, когда приходится сталкиваться с ними, мне же от этого хуже.
Королева. Благодарности ты все равно не видишь. Им кажется, что ты морочишь их.
Магнус. Да на первых порах так оно и бывает. Но когда доходит до дела, тут уж их не заморочишь: они сами очень быстро перенимают эту науку.
Памфилий входит на террасу с той стороны, где сидит королева.
Памфилий. Нет, сэр. Прибыл американский посол.
Королева
Памфилий. Нет, ваше величество. Он, видимо, чем-то взволнован. Я ничего не мог от него добиться. Он желает немедленно видеть его величество.
Королева. Желает!! Американец
Магнус
Памфилий выходит.
Королева. На твоем месте я предложила бы ему ходатайствовать об аудиенции в письменной форме, а потом заставила бы дожидаться недельку-другую.
Магнус. Что? Когда мы до сих пор не расплатились с Америкой по военным долгам? И когда в Белом доме сидит такой оголтелый империалист, как Боссфилд? Нет, ты бы этого не сделала, дорогая моя. Ты была бы с ним заискивающе любезна — так же как сейчас буду я, чтоб ему провалиться!
Памфилий
Памфилий скрывается. На террасу входит чрезвычайно оживленный Ванхэттен; с видом человека, не сомневающегося в том, что его приходу очень рады, он сразу же устремляется к королеве и так долго и энергично трясет ее руку, что она, озадаченная этим затяжным рукопожатием, в конце концов беспомощно оглядывается на короля.
Магнус. Что с вами такое, мистер Ванхэттен? Этак вы у ее величества все кольца стрясете.
Ванхэттен
Магнус. Не хотите ли чаю?
Ванхэттен. Чаю! Кто в такую минуту думает о чае!
Королева
Ванхэттен. Вы совершенно правы, мэм. Действительно, нелепо, с моей стороны. Но сейчас вы всё узнаете и сможете судить сами, преувеличиваю ли я все значение, всю неслыханную важность того, что не поддается преувеличению.
Магнус. Милосердный боже! Да вы садитесь, пожалуйста.
Ванхэттен
Магнус. Вы, по-видимому, хотите сообщить нам какое-то экстраординарное известие. В официальном или в частном порядке?
Ванхэттен. В самом официальном. Будьте уверены. Можете рассматривать то, что я вам скажу, как заявление правительства Соединенных Штатов Америки правительству Британской империи.
Королева. Может быть, мне уйти?