Пьесы

АФАНАСИЙ. Надо поставить так, чтобы они там сами учили русский, — почему именно мы должны прогибаться? А что касается самообороны, то дело двоякое. Освоит пару приемов, подумает, что он что-то может, и полезет в драку. И нарвется на какой-нибудь лом в кармане.

ВАСИЛИЙ. Это же в каком смысле?

АФАНАСИЙ. В том смысле, что против лома нет приема. (Поднимает свой тяжелый кулак и кладет на стол как бы в подтверждение сказанного.) Так что мура все это: английский и единоборства, а ремень вот — другое дело. Ремень — это реальная польза.

ВАСИЛИЙ. Я понимаю, что ремень-то как раз предполагается мой. А почему сами не можете?

АФАНАСИЙ. Как-то рука не поднимается. (Убирает кулак со стола и разводит руками).

ВАСИЛИЙ. Может, оно и правильно: дети — это дети, детей надо любить.

АФАНАСИЙ. Но воспитывать в строгости. Образовывать, так сказать. Чтоб мужиком рос.

ВАСИЛИЙ. Жизнь — это жизнь.

АФАНАСИЙ. Вот казаки (кладет кулак на стол) — они порют нагайками, если кто провинился, зато ведь и мужики какие, а? Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет... Ведь так?

ВАСИЛИЙ. Так.

АФАНАСИЙ. Больше скажу. (Двигает кулак вперед между тарелок с закусками.) У державы сила была, пока пороли. Ведь по всей Европе гремели. Наполеона побили. А поход через Альпы? А щит на вратах Цареграда? Во второй мировой наша победа. В космос, наконец, вышли. Не говоря уже в области балета.

ВАСИЛИЙ. Но ведь телесные наказания были только в давней истории — не помню еще при каких царях..

АФАНАСИЙ. Ерунда. Пороли и после. Это демократы, гуманисты хреновы все переиначили. Выправили историю на свой лад. А стыдиться-то нечего было. (Убирает кулак со стола, смотрит на него, вздыхает.) Почему, собственно, мы должны стыдиться своей силы? Почему размазав кого надо по стенке, ровно как он заслуживает, мы должны говорить о своей какой-то особой деликатности? Гуманнее самих гуманистов стараться выглядеть? О своем миролюбии заявлять постоянно? Словно оправдываемся перед кем-то. Отсюда и разброд в душах.

ВАСИЛИЙ. Но дети… Дети — это дети, детей надо любить.

АФАНАСИЙ. Я однажды смотрел фильм, хороший советский фильм, не какой-нибудь голливуд. Там сходятся два героя: один в чем-то сомнительный, может быть и прямая контра, точно не помню, а другой — правильный революционер. И первый бьет революционера в челюсть со словами: “Вот так мой отец меня бил”. Революционер на ногах стоит крепко, удар держит, и в свою очередь потом говорит: “А меня мой отец бил вот так”. И контра эта летит в угол от мощного удара — покруче, кстати, чем в каком-нибудь западном триллере. А мораль?

ВАСИЛИЙ. Тут есть еще и мораль?

АФАНАСИЙ. Разумеется. Простая мораль: кого их отцы сильнее били, те и взяли верх. Такое вот правило, мера истины. А я — не могу. Умом понимаю, а рука не поднимается. Не передал батя науки. Потому что педагогику развели, гуманизм. Слезинка ребенка им, видите ли, мешает...

ВАСИЛИЙ (вздыхает). Жизнь — это жизнь.

АФАНАСИЙ. Пороть надо. Пороли, и в космос вышли. И атомную бомбу взорвали. И в области балета опять же... А не прекратили бы пороть (это исторический факт, хоть и замалчивается, — отчего, думаешь, развал начался?), так и на Луну высадились бы первыми. Не говоря уж о прочем...

ВАСИЛИЙ. А как же американцы высадились?

АФАНАСИЙ. За деньги. Они там за доллар удавятся, а нашего человека не купишь. Кстати, насчет денег… (Задумывается.) На сыне экономить — не дело. Думаю, что правильный воспитатель должен стоить не меньше, чем какой-нибудь репетитор по английскому языку, ведь так?

Затемнение.

5.Василий один.

ВАСИЛИЙ. С тех пор понемногу я стал приобретать популярность. Чаще матери обращаются, но бывает, что и отцы тоже. У меня даже рук порой не хватает. И это, с одной стороны, радует, потому что видишь ответственность в людях за судьбы младшего поколения. А с другой стороны — мало еще этой ответственности. Почему мне приходится делать то, что обязана вроде бы делать школа или родитель своей твердой рукой?