Пьесы

ЕЛЕНА. Такое тату. Цветочек.

ПЕТРОВ. Лилия?

ЕЛЕНА. Просто цветочек.

Затемнение.

Картина 8

Петров около пугала.

Пугало в черном пальто и так далее, как в первой сцене.

Появляется Николай.

ПЕТРОВ (надевая на пугало шляпу). Вот, решил все вернуть как было. Так как-то приятнее. Вы знаете, я один раз даже принял его за человека — за наркомана в шляпе.

НИКОЛАЙ. А что приятного может быть в наркомане в шляпе? Впрочем, вам виднее. А наш мастер-чучельник не обидится за самоуправство?

ПЕТРОВ. Не должен. Я сделал все, как у него было, никакой разницы.

НИКОЛАЙ. Он же профессионал по части своих багабу, а чем профессионал отличается от нормального человека, вы знаете? Там, где нормальный человек не видит никакой разницы, профессионал не видит никакого сходства. Я знаю, я сам такой.

ПЕТРОВ. Какой такой?

НИКОЛАЙ. Я говорил, что имею хобби, но по сути я в этом деле профессионал, таким себя и считаю.

ПЕТРОВ. В отношении голосов природы?

НИКОЛАЙ. Да. И если вы, к примеру, возьмете топор дровосека, который раздается в лесу в одиннадцать, скажем, часов утра, и тот же топор, раздающийся на восходе солнца, вы не почувствуете между ними отличия, для меня же это будут совершенно разные звуки.

ПЕТРОВ. Звук топора, какая же это природа,

НИКОЛАЙ. Лес, утро, дерево, которое рубят, — вот и природа. А звук, между прочим, — это не просто удар топора, который раздается. Это, кроме того, та отраженная волна, которая в лесу звучит как отдельное эхо, а в маленькой комнате взаимодействует с первоначальным звуком, меняя его звучание. Затем есть еще многократно отраженный рассеянный звук, который мы иногда даже не слышим... о котором мы думаем, что не слышим. И все это дает нам возможность почувствовать наполненный звуком объем и пространство. Понимаете?

ПЕТРОВ. Есть, кстати, компьютерные технологии, которые при воспроизведении звука моделируют все те обстоятельства, о которых вы говорили. И отдельно записанный звук топора при воспроизведении сможет звучать так, как если бы он был записан в лесу на рассвете или под куполом Исаакиевского собора.

НИКОЛАЙ. О! Вы, значит, не только пугала умеете ставить! И понимаете, что на рассвете и в одиннадцать утра воздух в лесу имеет разную акустику и топор дровосека будет звучать по-разному, хотя вы этого различия на слух, может быть, не уловите.

ПЕТРОВ. Может, и уловлю. На рассвете, кстати, всегда начинают петь птицы, я даже просыпаюсь от этого. А в одиннадцать они уже не поют таким хором.

НИКОЛАЙ. Хорошо разговариваем. (Вздыхает.) Я начинаю жалеть о том, что именно вам должен сказать то, что собираюсь сказать через некоторое время.

ПЕТРОВ. Просыпаюсь от птиц, а потом принимаю меры и засыпаю снова.

НИКОЛАЙ. Я тоже иногда просыпаюсь на рассвете, но у меня к этому свои причины.

ПЕТРОВ. И все-таки топор дровосека в лесу — это не голос природы.

НИКОЛАЙ.  Человек — это часть природы. И топор дровосека в лесу не менее природен, чем стук дятла, а крик дровосека — не менее природен, чем то же самое у совы или кукушки. А разве не природен голос полковника — настоящего — который (может быть, не в лесу, а в рассветных полях или на берегу вод) отдает своим подчиненным команду в полную силу дыхания легких? Кстати, как профессионал профессионалу, замечу: не правда ли, что крик голого полковника в полях на рассвете будет звучать иначе, чем крик того же полковника, одетого в камуфляжную куртку?

ПЕТРОВ. Одетый полковник подобен скрипке в футляре.

НИКОЛАЙ. Как верно! Ей-богу, мне жаль, что именно вам я должен сказать то, что собираюсь сказать в скором времени.

ПЕТРОВ. Компьютерные технологии позволят нам услышать голос скрипки, запертой в футляре, так, как если бы на ней играли, не вынимая оттуда — водили смычком и перебирали пальцами

НИКОЛАЙ. И хлопок одной ладони можно будет услышать?

ПЕТРОВ. Ничего невозможного,

НИКОЛАЙ. Замечательно! И жаль, что наш интересный разговор закончится, может быть, на интереснейшем месте, когда мне придется сказать вам то, что я должен сказать.

ПЕТРОВ. А скоро уже компьютер сможет переводить речь иностранца — какого-нибудь мистера Смита — так, что она будет звучать по-русски его собственным голосом с нормированной дозой акцента, добавленной для эффекта подлинности.

НИКОЛАЙ. Впечатляет, но лежит за пределами моих интересов.

ПЕТРОВ. Может быть, дадите послушать какие-нибудь голоса из вашей коллекции?

НИКОЛАЙ. Обязательно дам, когда придет время, а оно придет скоро. Но как профессионал профессионалу скажу, что не голоса мне интересно записывать, а тишину: тишину леса в одиннадцать часов утра, тишину поля, тишину берега вод. А что такое тишина? — рассеянный в пространстве звук, который останется и, когда топор дровосека не будет уже раздаваться, и крик полковника прекратится.

ПЕТРОВ. Компьютерные технологии позволят создать в комнате, где стоит аппаратура, и эхо и тишину любого сорта.

НИКОЛАЙ. А благородное молчание Будды можно будет воспроизвести?