А к г ю л ь. Хотя бы. И вот сегодня, например. Мы все собрались вместе, у нас такое чепе, а она валяется в своей шелковой пижаме, жрет, наверно, шоколад и в ус себе не дует.
Б а з а р. Осторожней, курица, об усах. Не твоя это компетенция.
Б и б и. А мне кажется, Акгюль, ты чуточку преувеличиваешь. Я к ней присматриваюсь, и мне удалось с ней побеседовать несколько раз, так между прочим, о разных мелочах. По-моему, она неплохой человек. Она душевна, привязчива и, представь себе, даже самокритична.
А к г ю л ь. Задавака!
Б и б и. Ее только нужно снять с пьедестала. Пусть ходит вместе с нами по нашей грешной земле и поймет, что отдохнуть приятно только после работы, а не вообще… Уверяю тебя, Акгюль, ты ее еще поймешь, привыкнешь к ней, а может быть, даже и полюбишь…
А к г ю л ь. У меня нет матери, но я никогда не изменю ее памяти.
Е л а м а н. Довольно! Надоело! Безответственная болтовня. Спать! Иди, Биби, тебе надо хорошенько отдохнуть. Иди, моя умная, моя нежная героиня…
А й п е р и. А ты куда?
Е л а м а н. Мне надо еще на завод заглянуть. Я ведь сорвался с места и кое-чего не доделал…
Б и б и. А что сказать Кларе?
Е л а м а н. Не будите ее.
А й п е р и. Ой, ноги не держат! Расходитесь, полуночники.
Б а з а р
А к г ю л ь. Ложись на мою кровать, Биби-джан, а я буду смотреть на тебя и готовиться к экзамену. Это меня вдохновит.
Н а з а р. Второй час ночи, какой там к черту экзамен!
А к г ю л ь. А я частенько и до утра сижу. Ты думаешь, товарищ следователь, отметки с грехом пополам в магазине продаются?
Н а з а р
Б и б и. Допрос? Нельзя ли отложить до завтра?..
Н а з а р. Нет, кроме шуток. Ты расходишься с Белли только из-за его распутного образа жизни?
Б и б и
Н а з а р. А в чем?
Б и б и. Мы с ним совсем, совсем разные люди. Он живет и работает только для себя, и даже не для своего удовольствия, а для выгоды, из каких-то расчетов, выкладок, комбинаций. Уважать, симпатизировать или быть просто внимательным к другим он не умеет. Одних он боится, других третирует. Людей, которые живут не по его канонам, он считает простофилями, дураками. Стал он таким или был таким всегда, мне теперь трудно сказать.
Н а з а р. Но ты была в него влюблена?
Б и б и. Была. Ну и ругай меня! Стыди! Чем-то он меня, значит, пленил. Ведь он не лишен находчивости, галантности, мужского обаяния. Он умеет быть предупредительным. Разве не так?
Н а з а р
Б и б и. А мы, женщины, частенько бываем дуры.
Н а з а р. И все же многое тебе о нем не известно.
Б и б и. Достаточно и этого, дружок! Хотя…
Н а з а р. Что — хотя? Ну, говори, говори!
Б и б и. Только это между нами. Слышишь? Я обнаружила у него совершенно случайно две сберегательные книжки. Довольно крупные суммы. Откуда они? Только, Назар…
Н а з а р. Дальше. Дальше. Я же не веду протокола. Чего ты боишься?
Б и б и. Сбережений у нас нет. Мы расходуем всю нашу зарплату, если не больше…
Н а з а р. Ты ему сказала об этом?
Б и б и. Конечно. А он: «Не суй свой бабий нос в мои мужские дела. Трать сколько влезет, ни в чем себе не отказывай, но и меня, будь добра, не контролируй».
Н а з а р. Ну, а ты?
Б и б и. Я думала, думала… Долго думала. Потом решилась и… ушла.
Н а з а р. Освободила поле боя?
Б и б и. О! О! Хоть ты не упрекай меня. Борись, выслеживай, лови преступников, обличай, перевоспитывай, карай. Это твое дело. А у меня сотни больных лежат вот здесь