Пьесы

А х т и с е н ь к а (первая). Сон! И знаете какой? Тот самый, что приснился Верочке Кандыбе перед ее свадьбой. Ей-богу. Будто речка, мостик, я перехожу и вижу, ну точненько так, как Верочке снилось: мостик будто немножко до берега не доходит. Перешагнуть — боюсь. Вдруг смотрю — на берегу Пьер.

А н и с е н ь к а. Дудки! Это мне приснилось!

Х р о с т е н ь к а. Мне!

А х т и с е н ь к а. Руку подает, переводит…

А н и с е н ь к а (перебила). Ничего подобного! Это мой сон!

Х р о с т е н ь к а. Она у меня украла, папенька!

А х т и с е н ь к а. Врешь!

А н и с е н ь к а. Сама ты идиотка!

Г у с к а. Тише! Тише, пока я всем вам мани-факел-фарес вот этим (показал кулак) не написал! Боже! Да тут тебе мертвого из гроба поднимут и вновь в труп превратят, пока ты дырочку в дверях просверлишь. (Ивде.) Послушай-ка еще разок.

И в д я (припала). Что-то уж и дыхания не слыхать.

Г у с к а (с загробным юмором). Может, и он уже не выдержал, слушая вас, идиотки, а? (Подумал.) А может, он и правда умер, Ивденька, а? (Испугавшись этой мысли.) Бога ради, Ивденька, еще раз послушай. Бога ради! Агента из гранчеки, скажут, на тот свет отправили!..

И в д я. Сама не дыхну, а уж дослышу. (Набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание, припала ухом.)

Г у с к а (дочерям и жене). Не дышите и вы!

И все не дышали, пока Ивдя слушала. Наконец она услышала, от двери отлипла:

— Живой. Слышу — как раз сон ему снится.

Гуска прислушался сам. Перекрестился и засверлил. Дочери схватились за сердце. Секлетея Семеновна уже не дышит. Вдруг — хрусть!

— Ой!

Вскрикнули вместе Устенька, Настенька, Пистенька, Хростенька, Анисенька, Ахтисенька и Секлетея Семеновна — да в обморок. Гуска, бросив буравчик, руками закрылся и зажмурил глаза. На что Ивдя, а и та испугалась, молиться начала:

— Святой Никита-воин, а с ним три зверя божии, молю, молю я вас, от коммуны защитите нас водицею и пресвятою богородицею…

9

В этот момент зашел к Гускам  К о н д р а т е н к о  П ь е р  в высоких охотничьих сапогах, с удочками и почему-то в синих очках. Гуске показалось, что это квартирант или кто-нибудь еще более страшный. Залепетал:

— Ей-богу, это не я-с, а… Дед мой, между прочим, биндюжником был, а бабка на базаре яблоками торговала и всенародно старшего городового, Иннокентия Частилу, избила.

К о н д р а т е н к о. Что с вами, Савватий Савельевич?

Г у с к а (увидел, что это Кондратенко, пришел в себя). Фу-у! Что со мной? Видите? (Показал на потерявших сознание.)

К о н д р а т е н к о (посмотрел). Боже! Что случилось?

Г у с к а. Терроризировал!

К о н д р а т е н к о. Простите, Савватий Савельевич, но так нельзя. Хоть вы и глава семьи, отец, муж, но такого террора нельзя создавать.

Г у с к а (показал на дверь). Он терроризовал!

К о н д р а т е н к о. Он? Как?

Г у с к а. Как? Третий день живет и молчит. Вы понимаете?

К о н д р а т е н к о. Да нет. Я спрашиваю, чем именно терроризовал?

Г у с к а. Именно тем, что молчит. Да-с. Третий день, говорю, молчит. Как могила молчит. Как же мне надо понимать такое молчание? Не иначе как подслушивает потихоньку, следит секретно.

К о н д р а т е н к о (протер очки, оглянулся. Тихо). Вы думаете?

Г у с к а. Только так!.. Три дня тому назад позвали меня в ихний Комтруд: кто такой, кто мои родители, где служили, кому служил, есть ли имущество; сколько дочерей — миллион вопросов. Не выпытали. Так они агента мне теперь из гранчеки, понимаете-с?

К о н д р а т е н к о (с беспокойством посмотрел на дверь. Еще раз протер очки и положил их в карман). Ты… Я думаю, что… Прежде всего, Савватий Савельевич, я зашел к вам случайно. Слышу — обморочный крик, эт цетэра. Подумал — не умер ли кто скоропостижно. Так я, как красный студент-медик, и зашел… (Тихо.) Неужто и теперь подслушивает? В такую рань?..

Г у с к а. Раз я не сплю и вся семья, то как же может быть иначе? Хоть Ивденька и уверяет, что он спит, да я не верю-с, потому что тот, кто действительно спит, — откровенный человек — всегда храпит.