Н а с т е н ь к а. Да? А я смотрю — у двери стоит Пистенька и рвет платок. Меня сразу бах в сердце предчувствие: это уже кто-то Пьеру авансы дает. Я к ней: Пистенька! Неужели уже?.. Еще нет, но сейчас будет!.. Боже! А за папеньку кто же просить будет? Надо мне!.. Обязательно и немедленно! Вбежала, а вы, Пьер, температуру мерите. Померьте, милый Пьер, сколько градусов у меня?
К о н д р а т е н к о. Что-о?
Н а с т е н ь к а. Спасите папеньку, милый Кисьер, и я вам отдам…
А х т и с е н ь к а. Я уже первая!.. Я уже первая!..
Н а с т е н ь к а. Уже отдала?
А х т и с е н ь к а. Что? Ничего подобного! Я только первая уже сказала.
Н а с т е н ь к а. Ничего подобного! Христенька говорит, что она. А я…
— Пистька рассказала Христьке, Христька чертит — Пьер сбежал.
— Чека?
Х р о с т е н ь к а. Пьер! Спасите папеньку, и я вам за это отдам…
А н и с е н ь к а. Все отдам за папеньку, спасите, Пьер!
Х р о с т е н ь к а. Я первая сказала!
А н и с е н ь к а. Я! Я!
А х т и с е н ь к а. Ничего подобного! Я первая из всех вас… Пьер, милый, спасите папеньку, сказала, и я первая отдам все, что Христенька хотела отдать, вот!..
Н а с т е н ь к а. А я сейчас же все, что не только ты и Христенька, а вот Хростька и Аниська, и Устька, и Пистька, — я все то отдам, только бы спасти папеньку!
— Пьер еще не убежал?.. Боже! Ивденька сигналы… подает, ой, уже!.. Агент возвращается!.. Маргаритка хрюкает!.. Заливается!.. А папенька…
— Уже агент!.. Ивденька!.. А Маргаритка!.. Папенька!..
— Что бы ты
— Солнышко светило, и вдруг его нет, птички где-то пели и вдруг все онемели, одна желтая тишина и страх! То есть Ивдя сигналы дает, что агент возвращается. Идет! А Маргаритка хрюкает! Слышите? Все громче хрюкает! На всю Россию хрюкает! Боже мой! Боже-с!.. Говорил, между прочим, дурынде — лучше заколоть. Так нет же! Припрятать, пока пройдет революция. Не пройдет она, не кончится уж, верно, никогда, Пьер, а? Так спасите меня, Пьер! Вызволите! То есть скажите, что делать? Что дела-ать?
К о н д р а т е н к о. Первое — успокоиться нужно, Савватий Савельевич! Успокоиться нужно — это самое первое. Крепко и спокойно держать себя надо. Стать вот так и стоять!..
Г у с к а. Памятники на что уж спокойно и крепко стояли, а их посбрасывали!
А х т и с е н ь к а. Хотите, папенька, я вам валерьянки вместо мамы накапаю?
Г у с к а. Спасибо, дурочка. То есть ты думаешь, что валерьянка от революции спасет? Вы дайте мне таких капель, таких лекарств дайте мне, чтобы революция прекратилась! Вот!
К о н д р а т е н к о. Стать и стоять вот так, прикинувшись и делая вид, что вы тоже за революцию, за социализм, коммунизм эт цетэра, понимаете? Как, например, я.
А н и с е н ь к а. У Кияшек так и сделали, папенька. Даже на Мурку красный бант нацепили, — это кошка у них, — на клетку с канарейкой тоже…
Г у с к а. Не смогу! Убью… кошку и канарейку! День потерплю, а потом убью… Не смогу я так притворяться, между прочим. Язык мой — враг мой. Например, только про кошку что-то такое подумалось, а уж язык и сболтнул — убью! Я когда сплю, то, между прочим, во сне говорю. И сонный большевиков ругаю. Например, три дня тому назад Секлетея Семеновна слышала — за календарь на них сонный кричал и ругался. Вы подумайте, — отменили старый календарь, отменили погоду по Брюсу!.. А какой ученый был! Скажите мне, куда девали Брюса? Куда Брюса девали?
К о н д р а т е н к о. Гм… Брюса давно уж на свете нет, Савватий Савельевич. Он, кажется, умер еще при Петре Первом…