Пьесы

— «Тебе бо-га хвалим, тебе господа исповедуем»… Вот только холодно очень в природе. Бр-р-р! И сыро, между прочим. И комарья, как при третьей казни египетской.

А х т и с е н ь к а. Зато тут посмотрите, как поэтично. Далеко от дома. И солнышко вон всходит, а дома никогда. А водяные лилии какие! Как блюдца с медом на голубом столе, а?

К о н д р а т е н к о (благодарно, к ней). Вы сегодня сама поэзия, Ахтисенька! (Гуске.) А от холода и комаров можно будет огонь развести. Костер!

А х т и с е н ь к а. Ах, какое это поэтическое предложение! Огонь! Мы цветов нарвем, нарвем и будем греться.

Христенька ревниво чирк-чирк.

С е с т р ы (прочитали). С цветами в руках руки греть. И это поэзия! Ха-ха!

А н и с е н ь к а. А ты молчи, коли молчишь. Прозаичка!

С е к л е т е я  С е м е н о в н а (выходя из лодки). Девочки! Без выражений. Без выражений гово… (Поскользнулась и упала.) У-х, я упала!

Кондратенко бросился к ней, помог встать.

Д о ч е р и:

— Ой, маменька! Ты запачкала себе платье!

— Запачкала, ой!

— Смотри, какие пятна!

— Ой, пятна какие!

С е к л е т е я  С е м е н о в н а. Ой, какая я мученица! Какая трагичница! Уж из революции выскочила, а мне все не везет. Платье, лучшее мое платье, довоенного муара, по пять сорок, мадам Дора Моисеевна Франсе шила, и никогда ведь оно меня не полни-и-ло.

Г у с к а. Кто же, едучи рыбалить, в бальное платье наряжается, макотра? Лягушкам или вот этим вербам вздумала показаться?

С е к л е т е я  С е м е н о в н а. И не лягушкам, и не вербам, а может, сюда какой-нибудь благородный мужчина тоже убежал от революции и на лодке мимо нас поедет, как ты этого не понимаешь? Кроме того, не забывай, что я женщина обморочная, а здесь революции, чтобы сдерживаться, уже нет, и девочки в меня выдались — имей это в виду!.. Ну за что ты меня обругал макотрой? За что?

Г у с к а (к Кондратенко). Женщина вопрошает — значит, она знает, сказал какой-то философ, и это правда. Мужчина спрашивает — ничего не знает, скажу я. Ну за что, например, стращает она еще и обмороком?

С е к л е т е я  С е м е н о в н а. За макотру! Я в монастырь убегу! Я в башню замуруюсь и помру за макотру!

Хростенька и Анисенька уже начали охать.

Я хочу умереть! Дайте мне смерти! (Вдруг с искренним страхом.) Ай! Паук! Он меня хочет укусить.

К о н д р а т е н к о. Это не паук! Это просто паучок. Маленький ткачок-паучок. Он не кусается. Вот я беру его в руки и… (Сняв с нее паучка, бросил его на землю.)

И в д я (поспешно раздавила его ногой). Как можно, чтобы не кусался? На то он и паук, чтобы кусаться…

Г у с к а (испуганно). Фу-у!.. Лучше б тебя уж обморок хватил!

С е к л е т е я  С е м е н о в н а (смотрит на траву). Ай! Вон что-то в траве сидит. Прыгает! Скорпион!

К о н д р а т е н к о (тоже испуган). Где? Фу-у! Да ведь это лягушка!..

С е к л е т е я  С е м е н о в н а. Простите, что лягушка. Я первый раз у реки. Какая я трагическая мученица!

К о н д р а т е н к о. Успокойтесь, Секлетея Семеновна. Надо успокоиться, Савватий Савельевич! Возьмите свои нервы в руки, натяните, как вожжи, и управляйте собой, пока мы переедем через скалы и пропасти большевизма.

П и с т е н ь к а. Как это поэтично сказано!

А х т и с е н ь к а. Я первая хотела сказать — как это поэтично сказано.

К о н д р а т е н к о. Зачем мы приехали сюда, господа? Во главе со мной! Мы приехали сюда, чтобы передохнуть, набраться сил для дальнейшей борьбы с большевизмом и его агентурой за нашими стенами. Ведь мы действительно на острове, и на нас смотрит вся Европа, как на свой Кронштадт от большевиков…

И в д я. Ну чисто как святой Иоанн Кронштадтский говорит!

К о н д р а т е н к о. Так давайте же набираться! Надувайте груди, как корабли паруса! Набирайте побольше кислорода тут, чтобы выдохнуть побольше углекислоты там! Мы должны их передышать. Дышите, господа! Дышите! Дышите!

Г у с к а (жене). Слышишь, что говорит Пьер Афанасьевич, эсер и вождь наш благородный?

С е к л е т е я  С е м е н о в н а. Слышу.

Г у с к а. Так не выдумывай обмороков, а дыши! Ишь какая ты нервная после революции стала — умереть уже хочешь, а паучка боишься, лягушек не узнаешь. Дыши! (Всем.) Дышите все! Слышите? Расходитесь и дышите!

И все, разойдясь, задышали.

2

Кондратенко и Ахтисенька, дыша, первые отделились. Зашли за кусты.

К о н д р а т е н к о (взяв ее за руку). Вы сегодня, Ахтисенька, «как цветок голубой среди мертвой зимы!»

А х т и с е н ь к а. Ах, как это поэтично сказано! Мне и правда немножко холодно. Вам, верно, тоже?

К о н д р а т е н к о. Нет! Нет! Я зажег в сердце целый костер любви, и он меня греет, жжет, милая Ахтисенька!