Пьесы

— Все я знаю, Оля, — как и где гуляли вы, как мороженым Кирюшу угощали, как постель цветочками посыпали, сорочечку белую снимали…

О л я (метнулась). Неправда!

— Неправда? Да я про любовь вашу все дочиста знаю и даже могу сказать, какого числа ночью вы привязали Кирюху к себе косою и так спали…

— Как же это… как вы узнали? Боже мой! Кто вам сказал об этом?

— Кто, спрашиваете?

— Скажите!

— А хорошенькая вы сейчас. Стыд вам очень к лицу, ей-богу. Глазенки как две небесные планеты и т. д.

О л я (одними губами). Кто?

— Про мороженое птичка рассказала, — потому на дереве сидела и все дочиста видела, про постель и цветы — ночная бабочка, ну, а про косу — муха, ха-ха… Ну, ну… я шучу, потому — что такое муха? Глупая букашка. Ха-ха…

— Что ж мне теперь делать?

— Не что иное, как плюнуть на Кирюшу, — все равно он уже с другой крутит любовь.

— Разве на любовь свою можно плюнуть?

— А не плюнете — пойдут сплетни…

— Трофим Иванович! Неужели ж вы хотите меня перед всем светом на позор выставить, чтобы сгорело во мне сердце. Что я вам сделала?

— Ничего. Впрочем, я хочу, чтобы вы предоставили мне любовь, потому — истомился я без нее… Слышите? Пора уже подумать и обо мне.

О л я (заломила руки). Скажите, как вы узнали?..

— О чем?

— Ну… о мороженом, постели, цветах?..

— Я уже сказал: птичка, бабочка, муха…

— Трофим Иванович! Скажите!

— А ну, попросите!

— Трофим Иванович…

— Попроси!

— Ну милый! Скажите!

Санитар притянул ее за руки к себе.

О л я. Пустите!

— Ну-ну… Не рыпайся!

— Не жмите мне руки!

7

Тяжело согнувшись и крепко сжав руки, приблизился  п я т ы й  б о л ь н о й:

— Помогите!

С а н и т а р (Оле). Вот ему мерещится, что он носит на плечах огромного удава и что хвост его волочится где-то на другом конце света… а любовь моя без взаимности еще хуже того удава, так как давит не руки, а сердце… Вот так! вот так!

О л я (вскрикнула). Не мучьте!

П я т ы й. Не могу! Изнемог! Сейчас упущу. Сейчас будет катастрофа. Помогите!

С а н и т а р. Он сам сказал… Кирюха.

О л я. Он!..

П я т ы й (Малахию). Не могу удавить… Ведь это удав — всемирное зло. Как только я упущу его — он удавит весь мир… Помогите!

М а л а х и й (движением руки). Помогу!

О л я. Неужели он?

С а н и т а р. Еще не верите? У вас вот тут (показал на спину) родинка. Да? (Показал на грудь.) А левая грудь чуть-чуть больше правой… Да? И вы любите, чтобы все… (Зашептал что-то на ухо.)

О л я. А он не говорил вам, что у меня тут… от него ребенок?

С а н и т а р. Глупости! Двойной аборт: Кирюху из сердца, дитя из чрева — вот и вся проблема.

О л я. А про свою болезнь он не говорил?

С а н и т а р. Про какую болезнь?.. Да вы шутите, Ольга Михайловна!

О л я. Желаете убедиться?

С а н и т а р. Ну-ну… это он назло мне, за те деньги… Вот негодяй, а! А вы что же сразу об этом не сказали? Разве можно так шутить!.. (Ушел.)

Оля упала и горько заплакала.

П я т ы й. Сейчас будет катастрофа! Выпускаю! Помогите!

М а л а х и й (незаметно следивший за Олей и санитаром, заходил, заволновался, как еще никогда). Немедленно… Немедленно нужна реформа человека!.. Сейчас, говорю, или уже никогда! Вместе с тем я убеждаюсь, что никто, кроме меня, этой реформы не произведет… Да. Вот только не знаю, с чего начать… Вихри мыслей, голубых, зеленых, желтых, красных… такое множество! Метелица мыслей! А больше всего голубых, и они, по-моему, наилучшие и наиболее подходящие для моей реформы. Нужно ловить их… Вот одна, вот другая! Вот третья! Как будто мотыльки, а смотрите, что из них выходит!

8