Пьесы

РИЧАРД (почти с насмешкой). В самом деле! Но если я не доведу дело до конца, где же тут героизм? Они увидят, что я просто-напросто провел их, и повесят меня за это как собаку. И поделом мне будет!

ДЖУДИТ (вне себя). Нет, вы просто хотите умереть!

РИЧАРД (упрямо). Совсем не хочу.

ДЖУДИТ. Так почему же не попытаться найти путь к спасению? Я умоляю вас! Послушайте! Вы только что сказали, что спасли его ради меня, – да, да (хватает его за руку, уловив его отрицательное движение), отчасти ради меня. Так спасите же теперь самого себя ради меня. И я пойду за вами на край света.

РИЧАРД (взяв ее за обе руки и слегка отстранив от себя, смотрит ей прямо в лицо). Джудит!

ДЖУДИТ (едва дыша, радостно вздрогнув при звуке своего имени). Да?

РИЧАРД. Если я сказал, желая доставить вам удовольствие, что то, что я сделал, я сделал хотя бы отчасти ради вас, – я солгал, как все мужчины лгут женщинам. Вы знаете, я много жил среди недостойных мужчин, да и среди недостойных женщин тоже. И вот я видел, что каждый из них становится порой и лучше и добрее, – именно тогда, когда он влюблен. (Он произносит это слово с чисто пуританским презрением.)Это научило меня не слишком ценить людей за то добро, которое делается только сгоряча. То, что я сделал вчера, я сделал с холодной головой, и сделал не столько для вашего мужа или (с беспощадной прямотой) для вас, сколько для самого себя.

Она поникает, сраженная.

Никаких особых причин у меня не было. Могу сказать только одно: когда дело обернулось так, что надо было снять петлю со своей шеи и надеть ее на чужую, я попросту не смог. Не знаю, почему, – я сам себе кажусь дураком после этого, – но я не мог; и теперь не могу. Я с детства привык повиноваться закону собственной природы, и я не могу пойти против него, хотя бы мне угрожали десять виселиц, а не одна.

Она медленно подняла голову и теперь смотрит ему прямо в лицо.

То же самое я сделал бы для кого угодно и для чьей угодно жены. (Отпускает ее руки.) Теперь вам ясно?

ДЖУДИТ. Да. Вы хотите сказать, что не любите меня.

РИЧАРД (он возмущен; с бесконечным презрением). И это все, что вы поняли из моих слов?

ДЖУДИТ. Что же еще я могла понять… и что может быть хуже для меня?

Сержант стучит в дверь. Этот стук отдается у нее в сердце.

О, еще одну минуту! (Бросается на колени.) Умоляю вас…

РИЧАРД. Тсс! (Кричит.) Войдите.

Сержант поворачивает ключ в замке и отворяет дверь. Конвойные стоят у порога.

СЕРЖАНТ (входя). Пора, сэр…

РИЧАРД. Я готов, сержант. Ну, моя дорогая. (Хочет поднять ее.)

ДЖУДИТ (цепляясь за него). Еще только одно – молю вас, заклинаю вас! Позвольте мне присутствовать на суде. Я была у майора Суиндона; он сказал, что меня пустят, если вы попросите. Вы сделаете это. Это моя последняя просьба. Я никогда больше ни о чем не попрошу вас. (Обнимает его колени.) Вы должны, вы не можете мне отказать!

РИЧАРД. А если я сделаю это, вы будете молчать?

ДЖУДИТ. Буду.

РИЧАРД. Обещаете?

ДЖУДИТ. Обещаю… (Рыдания одолевают ее.)

РИЧАРД (наклоняется и берет ее под руку). Сержант, прошу вас, помогите мне.

Выходят все трое: Джудит посредине, судорожно всхлипывая, мужчины ее поддерживают с обеих сторон. Между тем в зале совета все уже приготовлено для военного суда. Это большая комната с высокими стенами; посреди, на почетном месте, стоит кресло под балдахином красновато-коричневого цвета, на котором вытканы золотом корона и королевский вензель G. R.1 Перед креслом стол, накрытый сукном того же красновато-коричневого цвета; на нем колокольчик, массивная чернильница и письменные принадлежности. Вокруг стола несколько стульев. Дверь находится по правую руку от сидящего в почетном кресле – когда кто-нибудь в нем сидит: сейчас оно пустует. Майор Суиндон, бесцветный блондин лет сорока пяти, по виду судя – добросовестный, исполнительный служака, сидит у стола сбоку, спиной к двери, и пишет. Некоторое время он один в комнате; затем сержант докладывает о прибытии генерала, и по его приниженному тону можно догадаться, что Джонни-джентльмен успел сделать свое пребывание здесь довольно ощутительным.

СЕРЖАНТ. Генерал, сэр.