ПРОЗЕРПИНА (настойчиво и убежденно). Хотела сказать!.. Да, вот как раз то самое, что сказала.
БЕРДЖЕСС. Стану я унижать себя, обращая на нее внимание.
Раздается два звонка.
ПРОЗЕРПИНА (берет свой блокнот и бумаги). Это меня. (Поспешно уходит.)
БЕРДЖЕСС (кричит ей вдогонку). Обойдемся и без вас. (Несколько утешенный сознанием, что за ним осталось последнее слово, однако не совсем отказавшись от мысли придумать что-нибудь покрепче, он некоторое время смотрит ей вслед, затем опускается в кресло рядом с Юджином и говорит конфиденциальным тоном.) Ну вот, теперь, когда мы с вами остались одни, мистер Марчбэнкс, разрешите мне сказать вам по-дружески то, о чем я не заикался никому. Вы давно знакомы с моим зятем Джемсом?
МАРЧБЭНКС. Не знаю. Я никогда не помню чисел. Вероятно, несколько месяцев.
БЕРДЖЕСС. И вы никогда ничего такого за ним не замечали… странного?
МАРЧБЭНКС. Да нет, кажется.
БЕРДЖЕСС (внушительно). Вот то-то и дело, что нет. Это-то и опасно. Так вот, знаете – он не в своем уме.
МАРЧБЭНКС. Не в своем уме?
БЕРДЖЕСС. Спятил вконец! Вы понаблюдайте за ним. Сами увидите.
МАРЧБЭНКС (смущенно). Но, быть может, это просто кажется, потому что его убеждения…
БЕРДЖЕСС (тыча его указательным пальцем в колено, чтобы заставить себя слушать). Это вот как раз то, что я всегда думал, мистер Марчбэнкс. Я долгое время считал, что это только убеждения, но вы все-таки попомните мои слова: убеждения, знаете, это нечто весьма, весьма серьезное, когда люди начинают из-за них вести себя так, как он. Но я не об этом хотел. (Он оглядывается, желая удостовериться, что они одни, и, наклонившись к Юджину, говорит ему на ухо.) Как вы думаете, что он сказал мне здесь, вот в этой самой комнате, нынче утром?
МАРЧБЭНКС. Что?
БЕРДЖЕСС. Он мне сказал, – и это так же верно, как то, что мы вот здесь с вами сейчас сидим, – он мне сказал: «Я – болван, – вот что он сказал, – а вы, говорит, вы – мошенник». И так это, знаете, спокойно. Это я-то мошенник, подумайте! И тут же пожал мне после этого руку, точно это что-то очень лестное! Так что же после этого можно сказать – этот человек в здравом уме?
МОРЕЛЛ (кричит Прозерпине, открывая дверь). Запишите их имена и адреса, мисс Гарнетт.
ПРОЗЕРПИНА (за сценой). Да, мистер Морелл.
Морелл входит с бумагами, которые ему принесла депутация.
БЕРДЖЕСС (Марчбэнксу). Вот и он. Вы только последите за ним, и вы увидите. (Поднимаясь, величественно.)Я очень сожалею, Джемс, но я должен обратиться к вам с жалобой. Я не хотел делать этого, но чувствую, что обязан. Этого требует долг и справедливость.
МОРЕЛЛ. А что случилось?
БЕРДЖЕСС. Мистер Марчбэнкс не откажется подтвердить, он был свидетелем. (Весьма торжественно.) Эта ваша юная особа забылась настолько, что обозвала меня толстым старым болваном.
МОРЕЛЛ (с величайшим благодушием). Ах, но до чего же это похоже на Просси! Вот чистая душа! Не умеет сдержать себя. Бедняжка Просси! Ха-ха-ха!
БЕРДЖЕСС (трясясь от ярости). И вы думаете, что я могу стерпеть такую штуку от подобной особы?
МОРЕЛЛ. Какая чепуха! Не станете же вы придавать этому значение! Не обращайте внимания. (Идет к шкафу и прячет бумаги.)
БЕРДЖЕСС. Я не обращаю внимания. Я выше этого. Но разве это справедливо – вот что я хочу знать. Справедливо это?
МОРЕЛЛ. Ну, это уж вопрос, касающийся церкви, а не мирян. Причинила она вам какое-нибудь зло? Вот о чем вы можете спрашивать. Ясное дело, нет. И не думайте больше об этом. (Дав таким образом понять, что вопрос исчерпан, направляется к своему столу и начинает разбирать почту.)
БЕРДЖЕСС (тихо Марчбэнксу). Ну, что я вам говорил? Совершенно не в своем уме. (Он подходит к столу и с кислой учтивостью проголодавшегося человека спрашивает Морелла.) Когда обед, Джемс?
МОРЕЛЛ. Да не раньше, чем часа через два.
БЕРДЖЕСС (с жалобной покорностью). Дайте мне какую-нибудь хорошую книжку почитать у камина, Джемс. Будьте добрым малым.
МОРЕЛЛ. Какую же вам дать книжку? Что-нибудь действительно хорошее?
БЕРДЖЕСС (чуть не с воплем протеста). Да нет же, что-нибудь позанятнее, чтобы провести время.
Морелл берет со стола иллюстрированный журнал и подает ему.