Пьесы

МАРЧБЭНКС. Я сделаю все, что она хочет. (Поворачивается к двери.)

КАНДИДА. Стойте!

Юджин повинуется.

Вы разве не слышали? Джемс сказал, чтобы вы остались. Джемс – хозяин здесь. Разве вы этого не знаете?

МАРЧБЭНКС (вспыхивая свойственным юному поэту бешенством против тирании). По какому праву он хозяин?

КАНДИДА (спокойно). Скажи ему, Джемс.

МОРЕЛЛ (в замешательстве). Дорогая моя, я не знаю, по какому праву я здесь хозяин. Я не претендую на такие права.

КАНДИДА (с бесконечным упреком). Ты не знаешь… Ах, Джемс, Джемс! (Задумчиво, Юджину.) Ну, а вы понимаете это, Юджин?

Он беспомощно качает головой, не смея взглянуть на нее.

Нет, вы слишком молоды. Ну хорошо, я позволяю вам остаться. Останьтесь и учитесь. (Отходит от камина и становится между ними.) Ну, Джемс, так в чем же дело? Расскажи.

МАРЧБЭНКС (прерывающимся шепотом Мореллу). Не рассказывайте!

КАНДИДА. Ну же, я слушаю.

МОРЕЛЛ (нерешительно). Я хотел подготовить тебя осторожно, Кандида, чтобы ты не поняла меня превратно.

КАНДИДА. Да, милый. Я не сомневаюсь, что ты этого хотел. Но это неважно. Я пойму так, как надо.

МОРЕЛЛ. Так вот… гм… гм… (Он мнется, силясь начать издалека, и не знает, как приступить к этому объяснению, чтобы оно вышло достаточно убедительным.)

КАНДИДА. Так как же?

МОРЕЛЛ (неожиданно для себя выпаливает). Юджин заявляет, что ты любишь его.

МАРЧБЭНКС (в исступлении). Нет, нет, нет – никогда! Я не говорил этого, миссис Морелл, это неправда! Я сказал, что я люблю вас. Я сказал, что я понимаю вас, а что он не может вас понять. И все это я говорил не после того, что произошло здесь, у камина, – нет, нет, честное слово! Это было утром.

КАНДИДА (начинает понимать). Ах, утром!

МАРЧБЭНКС. Да! (Смотрит на нее, моля о доверии, и затем просто добавляет.) Вот почему мой воротник был в таком виде.

КАНДИДА (до нее не сразу доходит смысл его слов). Воротник? (Она поворачивается к Мореллу.) О, Джемс, неужели ты… (Она замолкает.)

МОРЕЛЛ (пристыженный). Ты знаешь, Кандида, я не всегда могу совладать с собой. А он сказал (вздрагивая), что ты меня презираешь в сердце своем.

КАНДИДА (быстро, Юджину). Вы это сказали?

МАРЧБЭНКС (перепуганно). Нет.

КАНДИДА (строго). Значит, Джемс лжет? Вы это хотите сказать?

МАРЧБЭНКС. Нет! Нет! Я… я… (Выпаливает в отчаянии.) Это жена Давида. И это не дома было. Это было, когда она видела, как он пляшет перед народом.

МОРЕЛЛ (подхватывая реплику с ловкостью искусного спорщика). Пляшет перед всем народом, Кандида… и думает, что он трогает их сердца своим искусством, тогда как у них это – только… болезнь Просси! (Кандида собирается протестовать, он поднимаетруку, чтобы заставить ее замолчать.) Не пытайся притворяться возмущенной, Кандида!

КАНДИДА. Притворяться?

МОРЕЛЛ (продолжает). Юджин абсолютно прав. Как ты мне сказала несколько часов тому назад, он всегда прав! Он не говорит ничего, чего бы уже не говорила ты, – и гораздо лучше его. Он поэт, который видит все. А я бедный поп, который ничего не понимает.

КАНДИДА (раскаиваясь). И ты можешь придавать значение тому, что говорит этот сумасшедший мальчишка, потому что я в шутку говорю что-то похожее?

МОРЕЛЛ. У этого сумасшедшего мальчишки наитие младенца и мудрость змия! Он говорит, что ты принадлежишь ему, а не мне; и – прав он или неправ – я начал бояться, что это может оказаться правдой. Я не хочу мучиться сомнениями или подозрениями, я не хочу жить рядом с тобой и что-то скрывать от тебя. Я не хочу подвергаться унизительным пыткам ревности. Мы сговорились с ним, он и я, что ты выберешь одного из нас. Я жду решенья.

КАНДИДА (медленно отступая на шаг, слегка раздраженная этой риторикой, несмотря на искреннее чувство, которое слышится за ней). Ах, так мне, значит, придется выбирать! Вот как! Надо полагать, это уж вопрос совершенно решенный, и я обязательно должна принадлежать одному из вас?

МОРЕЛЛ (твердо). Да, безусловно. Ты должна выбрать раз и навсегда.

МАРЧБЭНКС (взволнованно). Морелл, вы не понимаете: она хочет сказать, что она принадлежит самой себе!