Читаем Пьесы и пьески полностью

Пьесы и пьески

Александр Ермак , Александр Николаевич Ермак

– Милиция шумит, мол, кто зачинщик. Коля а то молчит, то матерится. А Генрих на себя вину всю принял. Так и сказал, мол, на Колю бросился из ревности. И отвечать готов, только б Колю из жизни честной не изымали. Чтоб продолжал он на заводе творить добро на радость всем.

Вера:

– О, Генрих благородный.

Бабушка:

– Ой, дурак.

Мама:

– Психоз-вульгариус.

Папа:

– Да я таких видал пол-тыщи. Он ведь как, он стырит миллион, а сядет как за кражу кошелька. С месяц отсидит в кутузке персональной, с унитазом золотым, с меню на каждый день: пирожное, морожное, пиво-воды. И выйдет. На свободу. Да с чистой совестью потом миллионерит нас всех по эти самые, по эти… помидоры. Не поняли, глупехи, ведь это он, чтоб Верку поиметь и не жениться, чтоб капитал свой сохранить единолично…

Вера:

– Папа!

Мама:

– Да, дочь, они такие. Поматросят, а потом хоть в тюрьму, но лишь не под венец…

Вера:

– Мой Генрих не такой! (мечется) К тому же. Мы же… Ничего у нас…

Гоша:

– Я видела – держался.

Отец тихо:

– Я тоже тут-там подержался, а раз и алименты на все стороны плати…

Мама:

– Держался – не держался. Дело не сложное, можно и без рук…

Бабушка:

– Подтверждаю. Ах, внучка. Ах, бедняжка.

Вера:

– Что, что делать?

Гоша:

– Ждать.

Вера:

– Когда его отпустят?

Гоша:

– Через пятнадцать лет.

Вера хватается за голову:

– Я не дождусь.

Мама:

– Свихнется.

Отец:

– Скурвится.

Бабушка:

– Состарится. И кому потом нужна беззубая, глухая, плоская, сухая…

Вера:

– Пятнадцать лет. Нет, это невозможно…

Гоша чешет голову:

– Или пятнадцать месяцев.

Вера:

– И это много.

Мама:

– Свихнется.

Отец:

– Скурвится.

Бабушка:

– Состарится…

Гоша бьет себя по голове:

– Ой, перепутала я все. Пятнадцать суток всего-то.

Вера считает на пальцах:

– Две недели с лишним. Я дождусь. Но я хочу его увидеть. (бросается на выход). Я – к нему.

Гоша становится поперек пути:

– Нельзя. Запрещены свидания. Тебя не пустят. Напрасно будешь всех просить.

Лишь посмеются. Не допустят. И ходить не стоит.

Вера:

– Тогда, тогда я соберу посылку милому. Что нужно? Одежду? Какую? Еду? Что приготовить? Что он ест? Не знаю даже, что он любит? Я не успела. Все так быстро… Но что-нибудь я все же соберу.

Гоша:

– Не собирай. Без передач. Пятнадцать суток. Так положено.

Вера:

– И без свиданий, и без передач. И без меня. Он будет тосковать, страдать. Я напишу как я люблю его, как жду примерно… (хватает бумагу, ручку, пишет) Любимый, Генрих, очень скоро…

Гоша забирает у нее письмо, рвет:

– Без права переписки. Такой закон…

Вера опускается на пол:

– Такой закон. Какой жестокий… Но я смогу. Нет… Да. Нет. Да, я дождусь его. Я буду, буду ждать, надеяться и верить…

Гоша гладит Веру:

– Да-да, ты жди, надейся, верь… Как жаль, такая свадьба сорвалась. А поплясали бы, повеселились… И на работу б не пошли законно с похмелья…

Отец:

– Ждать долго не могу. Пора мне…

Мама:

– Куда ты? Ты же обещал.

Бабушка:

– Обещал, не значит женится.