Читаем Пьесы и сценарии полностью

В камере мгновенное молчание. Медников вздрагивает, поднимает голову, безсмысленно озирается. Движение в камере, как бы ему на помощь. Уже открыта и дверь. Медников неверными движениями становится на колени; опираясь на Болоснина и Гая, поднимается на ноги и, взяв руки за спину, покорно выходит в коридор.

ГРУППА РУБИНА

(поют)

Динь-дон, динь-дон, слышишь звон кандальный?Динь-дон, динь-дон, путь сибирский дальний…Динь-дон, динь-дон, слышишь, там идут?На-ше-го то-ва-рища на ка-торгу ве-дут?!..

Дверь за Медниковым закрылась. Группа в глубине разошлась. Мостовщиков и Арестант с голландской бородкой, встав во весь рост, пытаются гулять по камере.

МОСТОВЩИКОВ

Утром вялый просыпаешься — солома, тупость, вонь,

Сковывает мозг безрадостная сонность.

А под вечер — мыслей заплески, воображения огонь,

Лёгкость, взвешенность, всем телом невесомость,

Этакая, знаете, нирвана…

Странно?

АРЕСТАНТ С ГОЛЛАНДСКОЙ БОРОДКОЙ

Странно вам? Отнюдь.

Разве дух наш можно телом обомкнуть?

Дней по девяносту голодал Махатма Ганди!

Мы же, сидя здесь на пайке, на баланде! —

Унываем, опускаемся подчас,

И не верим сами и не знаем —

Сил духовных, сил, крылящих нас,

Жизненный запас

Как неисчерпаем!!

От тщеславья, от самовлюбленья

Жил я взбудоражен, словно на подгуле, —

Лишь тюремные ночные тени

Стержень жизни мне приопахнули.

Мы на воле слишком сытые живём,

Слишком жадны, слишком быстры, слишком громки… —

Жизни вкус впервые узнаём

На пустой баланде, на гнилой соломке.

БОЛОСНИН

(Гаю)

Нас единственных, кто мог бы постоять

За Европу их усталую, засранцы, —

В тьме безумия, ни за хрен, ни за твою мать

Сталину угодливо нас подали сожрать,

Продали в Баварии американцы.

Так и англичане в этом мае

Торопились, предавали наших на Дунае.

Были — от РОА не худшие рубаки,

Русский корпус — и казаки, и казаки…

Всех траншей прошедшие, листовок всех искус —

За черту последнюю, последней веры меру,

И готовые хоть к дьяволу, в Сахару, на Венеру!

В Каледонию! гребцами на галеры! —

Только не в Советский бы Союз!!!

…И свободные британцы не забыли нас:

Выманив оружие, прислали нам приказ:

Офицерам быть на совещаньи в Юденбурге —

В зоне англичан.

Кажется, и оттоманские бы турки

Псам на мясо пожалели христиан!

Мы доверчиво поехали, не зная ни о чём, —

Англичане ж ночью отошли тайком!..

РУБИН

(напевает как бы про себя)

«Как дело измены, как совесть тирана,

Осенняя ночка черна…»

ПЕЧКУРОВ

Что ещё за песня? Ну-к, давайте жахнем!

РУБИН

Мутно, братцы. Завтра… Гаснет и мигалка…

Коптилка судорожно подрагивает. Освещение сцены переходит к скупым софитам.

КЛИМОВ

(хлопая Рубина по плечу)

Лев Григорьич! Просто слушать жалко —

Затвердили: коммунист вы! — да какой вы на хрен?!

С вертухаями ругаетесь, а с нами веселы…

РУБИН

Петя, Петя, не здоровится от этой похвалы…

(Вытягивается на соломе, замирает.)

БОЛОСНИН

Дачные предместия… акаций белых пена…

Мост над улицей. Мы взъехали — полуокружием —

Автоматчики! и звёзды на пилотках!..

— Господа! Измена!!..

Дайте нам оружие! Верните нам оружие!

Русский рок! Каким проклятьем ты отмечен?

Застрелиться! — даже застрелиться — нечем!!..

Всё готово… Пятятся навстречу воронками.

Выкликают по фамилиям с листа…

И с перил в отчаяньи на камни

Кто-то прыгает с моста…

Грохот отворяемой двери. Входит Воротынцев, держась очень ровно, торжественно.

КЛИМОВ

О! Георь’ Михалыч!

ПЕЧКУРОВ

Кто ж вас вызывал?

ВОРОТЫНЦЕВ

(не сразу)

Ну, сынки, последний вечер. Завтра — трибунал.

(Пауза. Обнимает подошедших к нему Климова и Печкурова.)

Дни бегут — и всем нам череда.

Жили плотно — а просторно разбросают…

Затолкают новеньких сюда…

АРЕСТАНТ В РОГОВЫХ ОЧКАХ

Свято место пусто не бывает.

Коптилка окончательно погасает. Углы камеры вовсе чёрные. Освещение людей скупое.

ВОРОТЫНЦЕВ

И кому куда доехать до зимы?..

От мятелей ледяных — в какие жаться норы?..

Кряжевать ли сосны у Печоры?

Отвозить породу Колымы?

БОЛОСНИН

(вставая)

Но не верю я, что нам осталось в мире

Только гордое терпение да скорбный труд

В глубине сибирских руд!

Если прадеды кончали путь в Сибири, —

Может, правнуки в Сибири свой начнут?!

ВОРОТЫНЦЕВ

Этой верою вам крепнуть — надо б, да!

И, друзья, — не ждите помощи от Запада:

Силы нет и воли нет в благополучных странах,

Ни сознанья, ни понятья, ни — перед бедой открытых глаз.

Вся надежда мира — вся на каторжанах!

Вся теперь — на вас!!!

Что Россия в эти годы на себе перенесла —

Может быть, таких, как вы, она ждала.

Свет софитов, собранный на фигурах арестантов, становится постепенно бронзовым. Каждый, произнеся свою последнюю реплику или молча, подходит и как бы включается в групповую скульптуру. Рубин лёжа, облокотясь, Мостовщиков ослонясь о стену — тоже неподвижны.

КУЛЫБЫШЕВ

Десять лет! пятнадцать! двадцать пять!

АРЕСТАНТ С ГОЛЛАНДСКОЙ БОРОДКОЙ

Наша сила в том, что нечего терять!

ПЕЧКУРОВ

Что и так и этак подыхать.

ГАЙ

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман