Читаем Пьесы и сценарии полностью

КОЛОДЕЙ. Ты к чему это сказал, что инвалид? Чтоб не работать? Я в Спасском лагере был, так там четверых одноруких соберут, чтоб у двоих правая рука, у двоих — левая, и — носилки им с камнями. Ничего, носят…

МЕРЕЩУН. Ну, спасибо, хороший свитер. Вас как зовут, не спросил.

КУКОЧ. Борис.

МЕРЕЩУН. Вы вечерком зайдите ко мне в кабину, поговорим. Надо вам устраиваться.

КУКОЧ (легко). Очень благодарен. Но я трагедии не делаю. Талантливый человек нигде не пропадёт!

ФИКСАТЫЙ (2-му доходяге). Ты!

Доходяга по-прежнему роется в мусорном ящике.

Ты!

Доходяга роется.

Человек!

Доходяга оборачивается.

Этот в шинели — что за Рокоссовский?

2-Й ДОХОДЯГА. Новый. Неделя как приехал.

ФИКСАТЫЙ. Вольняга?

2-Й ДОХОДЯГА. Какой вольняга! Зэк. (Продолжает копаться.)

ФИКСАТЫЙ (глядя на Нержина). Зэ-эк? (С угрожающими жестами, видными Нержину.) У, фашистская морда, глаза выколю!

ШАРЫПО (кричит с той стороны ворот). Завпроизводством! Опять фронта работ нету! Опять люди сидят!

Нержин спешит в производственную зону.

ЗАВБАНЕЙ (входит перед бараком, бьёт доходягу ногой). Опять копаешься, зараза?

Доходяга падает от удара, ухрамывает.

Товарищи бытовики и господа фашисты! Прожарка готова! Пошли!

Движение, начинают уходить налево с вещами.

ГОНТУАР. Кому мешают мои книги? Книги не запрещены.

КОЛОДЕЙ. Ка-ак это книги не запрещены? Кто-о это тебе сказал, что книги не запрещены?..

Разрисованный занавес.

КАРТИНА 2

Высокое помещение литейки. Часть плаца — в грудах обгорелой земли, часть в опоках. Сизо, курится лёгкий дым от отливок. Гудит труба вентилятора.

В глубине — круглая рыжежелезная вагранка, уходящая в прорезь железного потолка; ближе — кирпичная неоштукатуренная сушилка с железной дверью в сторону зрителя. На плоской крыше сушилки набросан хлам, проволочная арматура, старые опоки, худые вёдра, дырявые валенки. Перед сушилкой — дверь во внутреннее помещение. Ещё двери — наружный вход и в задней стене.

На низенькой скамеечке у сушилки сидит Фролов и непрерывно курит цыгарки. На нём синеватый форменный сюртук и затасканная зимняя шапка. Литейщики — крупный лысый Яхимчук, толстый низенький Муница, юркий гибкий Чегенёв и мальчишка Димка, работают быстро, слаженно, понимая друг друга без слов. Бегают без суеты. Лопаты, ломы и счищалки как будто разбросаны, но они — на нужных местах. Все в изорванных брезентовых брюках, голы до пояса, на Чегенёве — лихо надетая рваная фуражка. При раскрытии занавеса Яхимчук большим ломом, как пикой, пробивает заткнутую лётку вагранки. Чугун струёй огня выливается по жёлобу из вагранки в ковш. Когда ковш полон, Яхимчук другой пикой затыкает лётку. Чегенёв снимает счищалкой шлак. Они подхватывают ковш за ручки длинного рогача, несут к опокам. Муница выбивает готовое литьё из опок, Димка относит опоки, штабелюет. Одна из опок, заливаемых после поднятия занавеса, закипает: металл выбрызгивает. Муница заслоняет лопатой лицо Яхимчука, Димка — лицо Чегенёва. Фролов кричит неслышное при гуле, машет руками, встаёт, пошатываясь.

В развевающемся плаще быстро входит Гурвич, стройный, чёрный; за ним усталым шагом — Нержин. Металл перестаёт выбрызгивать, опоку заливают до конца, уносят ковш.

МУНИЦА (на опоку). А, проститутка! Закыпила!

ЯХИМЧУК (перекрывая гул). Я вам казав, шо шишка сырая!

МУНИЦА. Ни, нэ сыра! Ни, нэ сыра!

ЯХИМЧУК. Так от чого? от чого?

МУНИЦА. То мэни вэдомо, от чого.

По знаку Гурвича вентилятор выключают.

ЯХИМЧУК. Вам богато вэдомо! Чекайте, навить и другы обыдве закиплять.

ЧЕГЕНЁВ. Макар, не спорь, сам виноват. Батя говорил — ещё сутки посушим.

ФРОЛОВ. Ну, Чегень, ну с кем ты заводишься? Макар и не прав, так прав.

МУНИЦА (запальчиво). А я вам казав: на ци долги балки мусим выпоров бильш давать и воздух!

ГУРВИЧ. Так почему не дали? Почему не дали? Что тут, старшего нет? Ты, Фролов, тут что? — для мебели?

ФРОЛОВ. Я, Арнольд Ефимыч, свою линию веду, я — руководитель.

ГУРВИЧ. Ай, ты сегодня норму перехватил, вторые поллитра дербанул.

ФРОЛОВ. Не на ваши деньги.

ГУРВИЧ (зорко оглядывая плац). Та-а-ак. Швейную машину опять отлили? Утюгов сколько?

МУНИЦА (с запалом). А ни ж адного! А ни ж адного!

ГУРВИЧ. Макар! Проверю! Здесь — что? (Показывает на залитую, но не выбитую опоку.)

МУНИЦА. Ролики.

ГУРВИЧ. А здесь?

МУНИЦА. Плиты.

ГУРВИЧ (энергично). А ну-ка выбей! Выбей! (Нержину.) Слушайте, как вас там, завпроизводством! Вы, чем в нарядах копаться да по пятам у меня ходить, — вот смотрите: литейщиков прикрутить надо, это те халтурщики, заелись, каждую плавку из государственного чугуна налево отливают!

НЕРЖИН (сдержанно). Хорошо, выясню.

ФРОЛОВ. А ты поймал хоть раз? Хоть раз поймал? Эх, Арнольд Ефимыч! Кабы на твою хитрость да не наша простота!

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман