З о н н е н б р у х
Г о п п е. Старший. Исполнилось тринадцать, герр профессор.
З о н н е н б р у х
Г о п п е
З о н н е н б р у х. Все мы любим детей, но вовсе не становимся от этого лучше.
Г о п п е
З о н н е н б р у х
Г о п п е
З о н н е н б р у х. Что ж, не гоню вас, но…
Г о п п е. Еще бы, пять минут давно прошли. Если герр профессор разрешит, я зайду завтра на минутку в наш институт, хоть взглянуть, подышать воздухом лаборатории…
З о н н е н б р у х. Мы всегда вам рады, Гоппе. Кончайте поскорей… как это сказала Берта? — ах да, «работать ради победы нашего народа…». Ну, так до свидания. Будь здоров, малыш.
Г о п п е. Гейни, попрощайся! Низко кланяюсь, сударыня!
Б е р т а. Хотела бы я знать, многие ли думают о тебе так, как этот Гоппе?
З о н н е н б р у х. Так хорошо думают, хочешь ты сказать?
Б е р т а. В его глазах ты воплощение совершенства.
З о н н е н б р у х. Не будем преувеличивать. Гоппе не думает обо мне ни хорошо, ни плохо. Сила привычки — вот и все.
Б е р т а. А я вот не могу привыкнуть! Веришь, Вальтер, я физически страдаю, слушая иногда, как ты разговариваешь с людьми — с теми, разумеется, которых ты считаешь возможным осчастливить своим доверием. Вот хотя бы такой Гоппе. Обыкновенный, простой человек, наверное честно исполняет свои обязанности… А ты? Вместо того чтобы поддержать его, ободрить, ты… Или ты и в самом деле не чувствуешь, что наша судьба, судьба немцев, — это и твоя судьба?
З о н н е н б р у х. В самом деле, Берта. У меня нет ничего общего с тем, что ты называешь «судьбой немцев». Настоящие немцы, те, которые достойны называться немцами, верь мне, они со мною. Вот здесь они, в моем сердце!
Б е р т а
З о н н е н б р у х. Я всегда был верен своим идеалам. Верен им и сегодня. Поэтому я еще не усомнился в смысле жизни.
Б е р т а. Нашу совместную жизнь? Было время, что я не видела ничего, кроме нее. Ты, дети, дом… Но это было давно, очень давно…
З о н н е н б р у х. Ты права. Давно расстались мы с нашим счастьем… а что-то похожее, помнится, было в этом доме… Можешь, если угодно, говорить об этом с сожалением. Не только мы двое, ты и я, — все немцы расстались со своим счастьем, с красотой и добром и вступили на путь безумия.
Б е р т а. Немцы борются за свое право на жизнь — или ты глух и слеп, Вальтер?
З о н н е н б р у х. Прошу тебя, Берта, не говори со мной таким языком. Это я могу прочитать в газете.
Б е р т а. Я постоянно помню обо всех молодых, смелых немцах, которые гибнут ежечасно. Нет, я не ропщу, что мой старший сын пал с ними. Это позволяет мне еще больше любить наш народ и еще сильнее ненавидеть его врагов.
З о н н е н б р у х