Петербург в произведениях поэтов «Золотого» и «Серебряного» века русской литературы

По сути, поменялся и сам язык поэзии, непосредственно её ткань. Теперь поэзия передавалась от сердца к сердцу, будто признание, как сокровенный завет, таящий в себе исключительный взгляд художника. И чем острее и непривычнее был этот взгляд, тем большим «тайновидцем и тайнотворцем жизни» представлялся читателю автор, тем больше было желания ему верить и следовать его откровениям. Отсюда такая тяга к мистике – к прозрениям и наитиям, брожениям духа и стремлениям заглянуть за грань сущего. Запредельным и непостижным были «больны» все. «Все ближайшие люди на границе безумия, больны, расшатаны. Ремизов, Гершензон – все больны…» – писал в своих записных книжках Александр Блок. Зато какие глубины сознания отражались в их поэтических откровениях! Каким живым и наполненным представал перед читателем описываемый ими город, будто бы имел собственную судьбу и живое дыхание, точно мыслящее существо, способное сопереживать, предчувствовать, негодовать. Возможно, потому и хотелось тогда и что-то заставляет нас сейчас – снова и снова проходить по оставленным поэтами адресам: Дворцовый мост, Лебяжья канавка, Большая Охта… И находить среди вековых стен рассыпанные повсюду трогательные заметы, узнавая в них строчки Ахматовой, Блока, Недоброво, Зоргенфрея, Бенедикта Лифшица…

В.М.

Александр Александрович Блок (1880–1921)

Поэт, классик литературы XX века, один из выдающихся представителей русского символизма. Оставил после себя огромное литературное наследие. Именем поэта названы улицы городов, учебные заведения и даже астероид, обращающийся вокруг Солнца.

«Город в красные пределы…»

Город в красные пределы
Мёртвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стёкла окон,

Грязно-рыжее пальто,
Развевающийся локон —
Всё закатом залито.

Блещут искристые гривы

Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет вёдра

С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бёдра
Проститутки площадной,

И на башне колокольной

В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.

«По городу бегал чёрный человек…»

По городу бегал чёрный
человек.
Гасил он фонарики,
карабкаясь на лестницу.

Медленный, белый подходил

рассвет,
Вместе с человеком
взбирался на лестницу.

Там, где были тихие, мягкие

тени —
Жёлтые полоски вечерних
фонарей, —

Утренние сумерки легли на

ступени,
Забрались в занавески, в
щели дверей.

Ах, какой бледный город на

заре!
Чёрный человечек плачет на
дворе.

«Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый
свет.
Живи ещё хоть четверть
века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь – начнёшь опять
сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

Николай Яковлевич Агнивцев (1888–1932)

Поэт и драматург. Печатался во многих петербургских газетах и журналах. Выступал в театрах-кабаре и литературно-артистическом ресторане «Вена». Вместе с режиссёром К.А. Марджановым и актёром Ф.Н. Курихиным создал в Петрограде театр-кабаре «Би-ба-бо». Находился в эмиграции в 1921–1923 годах. По возвращении на родину сочинял для детей, сотрудничал как литератор с цирком и эстрадой, писал для сатирических журналов.

Странный город