Петербург в произведениях поэтов «Золотого» и «Серебряного» века русской литературы

Западный ветер – здоровый
дядя —
Думу надумал, напружил
грудь;
Губы и щёки враз наладя,
Стал себе в невское устье
дуть.

«Вот остужу, изловчусь и

выпью,
Люди проснутся и – нет
Невы…»
Ухает ветер голодной выпью,
Роет в пучинах ямы и рвы.

Невская барыня – шасть

обратно,
Откуда взялась у старой прыть?
Оно и понятно: разве приятно
Этаким зверем выпитой быть?

Половина взморья за Невой

впёрла,
Падает берег за футом фут.
Рявкнули пушки в доброе горло:
«Братцы, спасайся – стихии
прут!..»

С плачем и воем, с мильоном

истерик
Через барьерный гранит и
мосты
Кинулись волны от ветра на
берег —
По дворам и подвалам пряча
хвосты.

Месяц погас, как дрянь-огарок,

Но напоследок головой покачал,
Когда десяток ленивых барок
Ветер с чугунных сорвал причал.

Не дома в переулках, а

прямо – губки,
Только огонь в лампах сух;
Вот показались первые
шлюпки —
С чердаков обирать ребят и
старух.

Узлы пересыпанной пухом

ноши,
Треск подмытых водой
ворот…
Кто-то ругался, что забыл
калоши,
А самому Нева забиралась в
рот.

Дует со взморья чёрная

морда,
Валит на Невском прохожих
с ног,
Даже Фонтанка вздыбилась
гордо.
Таская дряхлый живорыбный
садок.

В окнах тонко кричали стёкла,

Визжали на крышах
флюгера-петухи.
Целую ночь столица мокла,
Продувая и моя свои грехи.

В каждой трубе черти вопили,

В уличных фонарях метался
газ.
И до утра на
Адмиралтейском шпиле
Ехидно подмигивал зелёный
глаз.

И всё настойчивей, час за часом,

Забыв назначенье – гибель
и смерть,
Добрые пушки бархатным
басом
Били тревогу в ночную твердь.

Санкт-Петербург

А.А. Плещееву

В те дни под громы многолетий
И колокольный перезвон
Император
Александр
Третий
Оберегал российский трон.
Над Гатчиной дымилась в
славе
Одна заря, другой вослед,
И уж не думал о потраве
Пренебрежительный сосед.
Струилась рожь волной
медовой,
Чтоб обрести благую часть:
В Санкт-Петербурге, на
Садовой,
В подвалы золотом упасть.
Скрипели петли на воротах,
Мужицкой сметкою ведом,
Царь барыши считал на
счётах
И пересчитывал потом.
В угрозу хищнику и вору
Дом возвышался на холму,
И был он в радость и в опору,
И в гордость роду моему.
Я помню жар печных заслонок,
Стекло оконное во льде —
Россия грелась, как ребёнок,
В горячей царской бороде.
Отцы счастливые и деды, —
Чья родина, как снежный
прах,
Студенческие ваши пледы
Взвивались бодро на ветрах!
Вы шли великолепным
Невским,
Вступая в юношеский спор,
С Некрасовым и Достоевским
При встрече скрещивали взор.
Блистает иней в хладном
свете,
Вот дробный топот конских
ног,
То не Кшесинская ль в карете
К Чекетти едет на урок?
Отцы счастливые и деды,
Чья седина – как снежный
прах, —
Какие тягости и беды
Подстерегали вас в ветрах!