Читаем Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России полностью

Несколько же лет подряд Денисов-Уральский и Мамин-Сибиряк отдыхали на даче в Келломяках (ныне Комарово) на берегу Финского залива, по соседству с виллой Агафона Карловича Фаберже[836] а в последние предреволюционные годы прославленный владелец магазина на Морской жил на даче в финском поселке Уссекирке.[837]

После Февральской революции Алексей Кузьмич Денисов-Уральский напрасно обращался к Временному правительству с проектом разработки отечественных месторождений цветных камней.[838] А вскоре разразился Октябрьский переворот. Из-за провозглашения независимости Финляндии мастер-художник, остававшийся на даче, чтобы придти в себя после гибели единственного сына[839] и переждать смутное время, вдруг оказался за границей. Какие-то 60 км отделили его от Петрограда. Алексей Козьмич пытался работой заглушить ностальгию: написал целую серию холстов, посвященных Уралу, усиленно создавал рельефную лепную картину «Уральский хребет с птичьего полёта»,[840] но всё чаще приходилось для набора применять камни, найденные в финском лесу.[841]

В мае 1924 года Денисов-Уральский телеграфировал Уральскому обществу любителей естествознания, что он передаёт 400 полотен, большую коллекцию минералов и множество изделий из камня в дар родному Екатеринбургу. Но в Свердловске подношение старого мастера сочли ненужным, и судьба большей части сделанного от души подарка остаётся до сих пор неизвестной. Так и не дождавшись возможности вернуться на милую Родину, Алексей Козьмич умер на чужбине в 1926 году, дом его во время войны сгорел, следы могилы прежде столь знаменитого мастера[842] окончательно затерялись. Его творчество оказалось забытым, а призыв к сохранению богатств Урала объявили «тенденцией непонимания исторического процесса».[843]

К счастью, многие произведения мастера, в том числе и знаменитая группа скульптурных миниатюр-аллегорий, сохранились в Минералогическом музее Пермского университета. Сейчас исследователи всё чаще обращаются к изучению творчества Денисова-Уральского. И если раньше считалось, что «Стиль Денисова – только камень (уральский) и никакой оправы»,[844] то теперь уже удалось определить имена некоторых мастеров, сотрудничавших с кудесником камня.

Помимо уже упоминавшегося Леонида Адамовича Пяновского, во втором десятилетии XX века, судя по именнику «мд», делал оправы для настольных электрических звонков и письменных приборов петербургский золотых и серебряных дел мастер Магнус Дакс.[845] Клеймо же «КП» мог оставить на украшенном чернью серебре, изысканно сочетающемся со вставками ярко-розового родонита и василькового оттенка лазурита на раме зеркала, либо Карл Карлович Петерсон, либо Константин Прокопьевич Прокофьев, владелец петербургской фирмы «Э. Кортман»[846].

Подвески же с излюбленными Денисовым-Уральским аквамаринами помогали создавать бывшие мастера фирмы Фаберже, объединившиеся в восьмую столичную артель ювелиров, помещавшуюся в 1915 году в доме № 41 на Екатерининском канале.[847] А серебряные позолоченные стебли камыша с оксидированными метёлками, окружившие набранную по модели Георгия Ивановича Малышева из дюжины различных пород камней фигурку сидящего на камушке довольного рыбака, аккуратно вынимающего крючок из пасти пойманной рыбки, исполнили в 1910 году работники Первой серебряной артели.[848]

На рубеже XIX–XX веков, чтобы преодолеть конкуренцию крупных предприятий, возник ряд артелей. Правительство относилось к ним весьма настороженно, считая, что их созданием «преследуются политические цели». Согласно уставу, в артель «для совместного производства изделий и работ» могли объединиться не менее 10 человек, достигших 17-летия, управлялась она правлением, избиравшимся общим собранием, причём наёмный труд разрешалось применять лишь в исключительных случаях, если артельщики не обладали умением производить какую-то операцию, требующую «особых познаний».

Первая артель серебряных изделий образовалась, когда в 1908 году Юлий-Александр Раппопорт, работавший на фирму Фаберже, решив уйти на покой и желая вознаградить своих работников за долголетнюю службу, оставил им свою мастерскую со всем инвентарём. Сама фирма со своей стороны пошла навстречу этому опыту, открыла артели необходимый кредит, обеспечила её заказами. Однако уже в этом маленьком деле, насчитывающем не более 20 участников, отразились как в зеркале недостатки, присущие в ту пору всем общественным организациям: «отсутствие солидарности, дисциплины, понимания общих интересов. После 2–3 лет внутренних распрей, при вздорожании производства и понижения его качеств, артель прекратила своё существование».[849]

Ещё несколько мастеров выделились из фирмы Фаберже в 1911 году (хотя продолжали работать в её духе и стиле), создав «третью художественную артель», принимавшую заказы «на ювелирные, чеканные, эмалевые, гильоширные, граверные и другие художественные изделия» и помещавшуюся в квартире № 12 дома № 48/23 на углу Екатерининского канала и Демидова переулка.

Иван Савельевич Брицын

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука