Читаем Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России полностью

Наследником основателя семейного дела стал Игнатий Павлович Сазиков (1796–1868). Талантливый юноша ещё в 1812 году вступил золотых и серебряных дел мастером в петербургский Русский цех.[862] В специально предпринятой поездке в Европу Игнатий Павлович Сазиков смог ознакомиться с особенностями производства изделий из драгоценных и цветных металлов, с последними технологическими новинками, что позволило ему освоить на своём предприятии точное ювелирное литьё и усовершенствовать чеканку при украшении производимой посуды. Но, главное, он быстро оценил возможности увиденного за границей разделения труда и ввёл зарубежное «ноу-хау» среди «посудчиков, шлифовщиков и полировщиков», что резко увеличило производительность труда и объёмы выпускаемых вещей, а также улучшило качество изделий на завершающей стадии их окончательной отделки.[863]

После смерти отца Игнатий Павлович продолжал дело в Москве.

В 1835 году фабрике Игнатия Павловича Сазикова на выставке отечественных произведений в Первопрестольной за оклад из кованого серебра для престола для одного из московских храмов присудили золотую медаль, а уже через два года владельцу, первому (и тогда единственному) среди русских мастеров, «дозволено было именоваться придворным фабрикантом серебряных изделий», да ещё ставить на продукции предприятия государственный герб. Знатоки восхищались искусством, с каким выполнили царские врата в Чудов монастырь «сорок восемь мещан, крестьян с бородами, в изорванных халатах». И эти простолюдины с предприятия Игнатия Павловича Сазикова со знанием дела чеканили-«долбили твёрдое вещество» благородного металла, умело высекали выпуклости и впадины лиц на изображениях, воплощая в серебре рисунки трёх сыновей хозяина, а те внимательно и неотрывно надзирали за процессом работы, чтобы в результате стараний из рук умельцев выходили отличные произведения.[864] Уже тогда в декоре изделий фабрики появились фигуры людей и животных.



Фабрика Сазиковых. Блюдо для трюфелей в виде двух сложенных салфеток. 1849 г. ГЭ


Выставка российских мануфактурных изделий в Петербурге в 1839 году принесла Игнатию Павловичу Сазикову золотую медаль с портретом императора для ношения на Владимирской ленте за представленную чайную и кофейную посуду.[865] Однако следовало расширять производство, и в 1842 году в столице появился филиал московской фабрики И.П. Сазикова в доме Стакельберга (Штакельберга) в Чернышёвом переулке, а магазин фирмы вначале разместился на престижном месте в доме Энгельгардта на Невском проспекте (практически напротив Казанского собора), с 1853 года переехал ближе к Литейному (на Невский, 60), а затем оказался на Большой Морской, в доме № 29,[866] впоследствии полностью выкупленном у предыдущих владельцев.[867]

На предприятии исполнялись ковчеги, ризы икон, «створец чёрного дерева с серебряною оправою», кубки, «чеканенные салфетки» и многое другое, причём на работах, «независимо от времени и места их производства, всегда очевиден отпечаток творческой выдумки, оригинальности технического и художественного воплощения. Для Сазикова как художника и предпринимателя особенно важным было поддержание художественного уровня изделий фирмы, соответствовавшего как эстетическим идеалам наиболее широких масс покупателей, так и передовым тенденциям развития современного ему искусства».[868] Игнатий Павлович первый обратился к скульптуре в серебре: в ранних произведениях 1847–1848 годов чайные приборы дополнялись скульптурно исполненными головками, а с 1850-х впервые стали создаваться скульптуры на темы русской истории, а также на аллегорические и жанровые темы, причём по эскизам Микешина, рисункам архитектора-рисовальщика B. Быковского,[869] моделям таких скульпторов, как Витали и Клодт, костюмы же и атрибуты древнерусских персонажей выверялись со знатоком российской истории Ф. Солнцевым.

Хозяин семейного предприятия, «поняв, что техника в мастерстве – как бы она ни была совершенна – есть только средство, а не цель, что усовершенствование в техническом отношении перестаёт быть ремеслом только тогда, когда оно сливается с художеством»,[870] не только заботливо привлекал к работе известных художников и скульпторов, но и, следя за новинками техники, выписал из Франции в 1843 году первую в России гильоширную машину, а через два года открыл при фабрике особое отделение на 80 человек для обучения серебряников и золотых дел мастеров.[871] Да и сыновья его получили художественное образование.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука