Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России

Четыре жемчужные грушки вместе с окружавшими их алмазными петлями, завершавшимися каждая крупным бриллиантиком, оказались в начале XX века на парчовом кокошнике, наскоро сделанном для придворного бала-маскарада. Разделяли их заключённые в оправу-шатон крупные бриллианты. Но при этаком-то богатстве декора края кокошника обшили искусственным жемчугом: то были стеклянные шарики, покрытые эссенцией из чешуи рыбки-уклейки, что придавало простому материалу вид драгоценных перлов. Однако пятерка алмазных петель, также окружающих жемчужные грушки-подвески, бриллиантиком не завершались. Эти пять деталей, скорее всего, сняли с другого колье, также, вероятно, исполненного Кеммерером в 1840 году. Ими в числе семнадцати «крупных жемчужин подвесками», весивших 170 карат, придворный ювелир-оценщик тогда дополнил «двадцать четыре бантика, оставшихся от большого склаважа, часть коего» уже употребили «в новый Жемчужный убор». В «бриллиантовой цепочке», длиной в 46,75 см, когда-то облегавшей шею императриц, чётко, в духе строгого классицизма конца «осьмнадцатого» века чередовались «прекрасной работы» одинаковые бантики с одинаковыми же овалами. Усеивавшие их алмазы закрывали серебро оправы. Концы крайних бантиков завершались припаянными для продевания ленты петлями, так и не заменёнными более привычными для XIX века застёжками-фермуарами. Новое ожерелье оказалось гораздо скромней по камням, их оценили в 7132 рубля.

Однако этому колье не везло. «Из двух кисточек, принадлежащих к цепочке» и, скорее всего, дополнявших крайние бантики, уже 5 декабря 1841 года вынули 22 бриллианта, отпустив камни ювелиру Болину на диадему – ту самую, которую в 1980 году повторили советские мастера, назвавшие её «Русской красавицей». Правда, «к несчастливому» ожерелью ещё до 1865 года присоединили декор из сотни мелких жемчужин.[434] Однако к 1914 году оно лишилось всех жемчужных дополнений, остались пустые ушки на алмазных бантиках, похожих на те, что были характерны для работ Якова Дюваля[435].

Эксперты ферсмановской комиссии посчитали, что в пару к жемчужному колье была исполнена и брошь (составляющая с ним и большой жемчужной диадемой 1833 года гарнитур), но гораздо более сложного, хотя и симметричного рисунка. Не исключено, что брошь могла быть исполнена вместе с помощником Кеммерера – Константином Зефтигеном.

История с ожерельем императрицы Александры Феодоровны

Как придворный оценщик, Вильгельм Кеммерер должен был наблюдать за состоянием не только хранящихся в Кабинете драгоценных предметов, предназначавшихся для «Высочайших подарков», но и за сохранностью личных бриллиантов царской семьи и коронных вещей.

Однажды только благодаря Кеммереру было быстро распутано дело о похищении камерюнгферой императрицы Александры Феодоровны нескольких жемчужин из роскошного жемчужного ожерелья, состоявшего из четырёх ниток, снизанных из постепенно уменьшающихся к концам зёрен. С жемчужной же застёжкой-фермуаром, причём жемчуг был так подобран по величине и нитки лежали так плотно одна к другой, что представляли «как бы нечто сплошное».

Заметили кражу совершенно случайно. Царица пожелала на торжественный выход надеть ожерелье, но, к крайнему изумлению, оно никак не хотело красиво «ложиться»: как его ни поправляли, верхняя нитка постоянно падала на следующую. Растроенной владелице пришлось надеть другие жемчужные бусы – длинную нить, спускавшуюся ниже пояса. Вероятно, то была модная «кордельера», закреплявшаяся на обоих предплечьях.

Огорчённая и недоумевающая доверенная камерфрау, хранившая драгоценности императрицы, сразу же вызвала оценщика Кабинета. «Придя, Кеммерер уложил ожерелье в ящик, в котором были сделаны четыре желобка, куда всыпаются зёрна, когда их нанизывают. Сейчас же обнаружилось, что тут не все зёрна; симметрическое распределение жемчуга по величине не было нарушено, а потому и было трудно определить, сколько и каких зёрен не хватает. По весу и справке в книге, ювелир объявил, что не хватает 8 жемчужин, стоимостью в 800 рублей».[436]

Камерфрау никак не могла понять, каким способом и когда могли извлечь из замкнутой на ключ витрины жемчуг, пока наконец крепостная горничная виновной камерюнгферы не призналась, что её госпожа принуждала её помочь ей перенизать ожерелье императрицы. Похищенные зёрна воровка заложила у ростовщика, чтобы ссудить деньгами своего возлюбленного, а когда поднялся шум, она поспешила выкупить жемчужины, чтобы тихо вернуть их на место, но полиция, уже следившая за ней, схватила преступницу с поличным. По признании и чистосердечном раскаянии в содеянном провинившуюся жертву любви в 24 часа выслали из Санкт-Петербурга в Новгород с запрещением показываться не только в столице, но и в её окрестностях, однако от себя императрица простила проштрафившуюся камерюнгферу и даже определила ей 400-рублёвую пенсию.[437]