Читаем Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России полностью

Службой Вильгельма Кеммерера при Дворе были довольны: в 1839 году он получил звание придворного ювелира, а затем награждался золотыми медалями для ношения на шее сначала на Аннинской, затем на Владимирской и, наконец, на Андреевской лентах. К сожалению, у мастера прогрессировала болезнь почек, из-за обострения которой ему всё чаще приходилось брать краткие отпуска. В 1850 году он на три недели отправился в Выборг, на Марциальные воды, а в последующие два года по полугоду лечился за границей.

В периоды отсутствия Кеммерера место оценщика временно замещал ювелир Константин Зефтиген, которого с разрешения Управляющего Кабинетом ещё 11 июля 1846 года взяли без жалованья в помощь к двум штатным оценщикам. Однако по статье 602 Свода Законов «у всех чиновников гражданской службы, увольняемых в отпуск сроком долее 29 дней, удерживалось причитающееся им за время нахождения в отпуску жалованье». Согласно же статье 960, с 1851 года оклад Кеммерера на время его долгого отсутствия за границей производился «Зевтингену» в вознаграждение трудов того по исполнению обязанностей оценщика при Кабинете.[438]

Судя по всему, у Кеммерера с его временным заместителем сложились творческие отношения учителя и ученика, потому что в сотрудничестве с ним Зефтиген исполнил ряд произведений, выставленных не без успеха на Всемирной Лондонской выставке 1851 года. Там публика ахала от восхищения, любуясь усыпанными бриллиантами драгоценностями, но особый восторг «за благородство и изящество вкуса» вызывали гирлянда, где среди алмазов посверкивали изумруды, а также букет шиповника и ландышей.

Знатоки же толпились возле принадлежавшей графине Воронцовой-Дашковой так называемой «берты» – узкого воротничка, идущего по краю лифа платья, – удивляющей даже их «превосходным выбором рубинов».

Однако последняя поездка на воды Кеммереру не помогла. Придворный ювелир в сентябре 1852 года вынужден был вернуться в Петербург ранее на полтора месяца от просимого срока ввиду резкого обострения болезни. Однако буквально через неделю расхворавшегося ювелира, жившего в доме Суткова на Невском проспекте, потревожили повесткой от Санкт-Петербургской Купеческой Управы, требующей явиться к надзирателю 1-го квартала 2-й части для оценки золотых и бриллиантовых вещей. Кеммерер обратился за помощью к чиновникам Кабинета. Он написал, что стар, не встаёт с постели и «не в силах повиноваться сему приказанию», слабость здоровья препятствует ему даже в исполнении его непосредственной службы при Дворе.

Видимо, из уважения к заслуженному мастеру, а также принимая во внимание большой и обширный круг обязанностей, заставлявший ювелира являться спешно, по самым неожиданным поводам и в неурочное время ко Двору, было постановлено на будущее вовсе освободить оценщиков Кабинета от службы городу.[439]

Но коварная болезнь прогрессировала, да и годы давали себя знать, и 22 сентября 1854 года «Почётный Оценщик Кабинета и Придворный Ювелир Кеммерер» скончался.[440]

Константин Зефтиген

Вильгельма Кеммерера после его кончины сменил на придворной должности Константин Карлович Зефтиген. По уже упоминавшейся статье 960 «чиновнику, вступающему по назначению начальства или по порядку службы в исправлении должности, остающейся праздною по случаю отставки, перемещения или смерти занимавших оную», производилось «жалованье и всё содержание, сей должности присвоенные, впредь до окончательного в оной утверждения».[441]

Происходил Константин Зефтиген из «русской» ветви очень древнего и, как утверждали некоторые современные журналисты, весьма знаменитого в XII веке швейцарского рода, возводившей своё начало к рыцарю Тевтонского рода, осевшему в Прибалтике.[442] От посёлка со старинным названием Зефтиген, существующего и ныне, когда-то можно было, двигаясь к югу, добраться за четыре часа езды на лошади до Берна, поскольку их разделяло лишь 25 км. Неудивительно, что члены семейства Зефтиген оставили в давние времена след в истории современной столицы Швейцарии: Яков Зефтиген в 1375 году избран членом бернского магистрата, а затем одиннадцать лет, с 1378 по 1389 годы, был главой правительства Берна. Десять лет спустя ту же высокую должность занял один из самых богатых жителей этого города Людвиг Зефтиген и правил вплоть до 1407 года.

Членов рода часто притягивала профессия ювелира. Именно этим ремеслом бургомистр Дрездена в 1748 году разрешил Фридриху Зефтигену заниматься в Саксонии.[443]

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука