Петербургские крокодилы

Прошло пять месяцев тоскливого ожидания, несмотря на то, что Федор Максимович, сам присутствовавший на работах, словом и примером ободрял работающих, и течение всего летнего времени работы продвинулись только на одну треть, и сплотки высились с небольшим на пять верст… Подобный результат ужаснул Федора Максимовича, когда оп хладнокровно обсудил свое положение. Весь капитал около миллиона рублей был затрачен, оставался, правда, еще «кредит», но… кто мог предсказать будущее? С первыми заморозками, вернувшись в Иркутск, Карзанов решился ликвидировать все свои прежние дела, чтобы собрать возможно больше капиталов для этого нового грандиозного предприятия, которое поглощало страшные суммы, и действительно: к весне, несколько более миллиона рублей было в его распоряжении, зато ему пришлось продать все свои прииски, взять сколько можно во всех банках, и даже заложить свой огромный дом.

С этим громадным капиталом вторично вступил Федор Максимович в бой с природой. Но новые препятствия вырастали на каждом шагу… Целые партии рабочих бежали с работ, захватив припасы и задатки, то дороги становились окончательно непроходимыми и непроезжими и тысячи пудов муки, и других предметов первой необходимости, брошенные подрядчиками, буквально гнили, где-нибудь в тайге, а эта мука, доставленная на такое громадное расстояние от обитаемых центров, стоила баснословных денег… Трудно поверить теперь, когда сведены все счеты, что пуд ржаной муки доставленный на Индыгирские прииски обходился в 8—10 рублей за пуд!..

Но гигантская энергия Карзанова, казалось, была в состоянии победить все препятствия… работы шли безостановочно, в течение лета было кончено еще восемь верст сплоток, устроены каналы, построена и собрана на месте машина для промывки, еще полторы версты сплоток — и текущая вода, приведенная за пятнадцать верст, начнет мыть своей струей баснословные богатства прииска, но… пришлось оставить дело неоконченным: на последние полторы версты, и на окончательное устройство дела, на задатки золотопромышленной партии, в которой для такого огромного предприятия должно не меньше тысячи человек, у Карзанова не хватило средств… Второй миллион растаял как первый, и впереди… ничего.

Кредит иссяк… Все продано, все заложено… Люди, наиболее доверявшие Федору Максимовичу, начали смотреть него с недоверием, некоторые с усмешкой. Никто не хотел понять его положения, и когда он опять возвратился в Иркутск, чтобы попытаться получить еще кредит, все от него отворачивались как от прогорелого мечтателя, даже его зять Клюверс стал как-то особенно резок и груб не только с женой, но даже и с самим тестем… Он начинал трусить, что его золотые сны могут так и остаться снами!

Бывшему каторжнику казалось недостаточно его теперешнее благосостояние!..

Тщетно Карзанов обивал пороги своих самых богатых друзей… они оставались глухи и немы к его просьбам… и он, возвращался домой, потерянный, убитый и превращал жизнь своих домашних в сущий ад… сын, очень скромный и недалекий молодой человек запил с горя и бежал от отцовских побоев и какой-то монашеский скит, старший отправленный заграницу, после покушения на самоубийство, писал редко, а по отзывам сопровождавших его людей, подавал мало надежды на полное выздоровление. Так прошел целый год… Работ на прииске не производилось, заготовленный материал, и уже поставленные «сплотки» гнили… Несколько раз банки угрожали протестом, и Карзанов чуть не на коленях умолял об отсрочке и переписке векселей… Надо было на что-либо решиться… Оставаться в таком положении было немыслимо, и Федор Максимович решился!..

Он поехал к одному из самых богатых золотопромышленников Французову, и в первый раз, торжественно поклявшись перед образом, объяснил ему богатство найденных россыпей, (скрыв наполовину действительность содержания), и умолял о помощи — тот изумился, и заставил Федора Максимовича поклясться еще раз… Карзанов поклялся.

— Ну, вот что, друг любезный, — проговорил Французов после паузы, — ничего и никогда я не предпринимал без своего друга-приятеля Чукотского, Афанасия Васильевича, он кстати теперь у жены сидит… Пойду переговорю с ним… Как он решит — так и будет… Говори, хочешь его третьим?

Мог ли возражать что-либо на это несчастный Карзанов. Он молча наклонил голову в знак согласия. Французов вышел, оставив Карзанова одного в кабинете.

Это был самый тяжелый момент в жизни Федора Максимовича. Он знал Чукотского вдоль и поперек, он знал, что он или отговорит Французова давать деньги или выговорит такие условия, которые будут равносильны отказу. Но то, что предложил ему, возвратясь, хозяин, превысило его самые мрачные предположения.

— Ну, друг любезный, — начал, входя в кабинет Французов, — перво-наперво… сколько тебе надо…

— Пятьсот тысяч меньше не обойдемся…

— Так-с… сиречь, полмиллиона… Тэк-с, ну, а насчет обеспеченья?.. Какое будет…

— Весь прииск… весь… Что же я могу больше дать?.. Возьмите долю — пай!

— Не без того! Долю! Что ж можно… А во сколько паев считаешь ты весь прииск?

— Как всегда 100 паев…