Петербургские крокодилы

Это был поименный список всего семейства Карзанова, роковой список обреченных жертв, мешавших каторжнику завладеть несметными богатствами золотопромышленника. Как паук, опутывая свои жертвы, начинает плести сеть паутины издали, так и Клюверс, с беспощадной последовательностью взвесив все шансы, успеха и неудачи, открыл кампанию против целого ряда людей, отогревших его на своей груди… Самого страшного врага, от которого можно было ожидать жестокой оппозиции уже не существовало, и ничто уже не мешало злодею нанести свои роковые удары.

Огненная женщина

Давно уже Помпадур взгромоздивший Клюверса на первые ступени губернской иерархии, отдыхал на лаврах и миртах какого-то «совета» давно уже Помпадурша, окончательно ожиревшая и потерявшая голос вышла замуж за какого-то афериста из восточных людей, пускающего и оборот ее «благоприобретенный капиталец», но насажденная старанием незабвенного Помпадура любовь граждан столицы Сибири к оперетке не уменьшается с годами — напротив, с каждым годом антрепренеры загребают куши все крупнее и крупнее, а оклады, получаемые разными знаменитыми «каскадершами», решающимися ехать и «страну морозов и снегов», превосходит даже столичные.

С утра весь город был на ногах, громадная афиша, «с дозволения начальства» извещала, что сегодня, в пятницу, 3 ноября в бенефис актера Каратыгина 16-го ново-ангажированная артистка девица Разлюляева, исполнит, для первого дебюта роль Прекрасной Елены! — Перед кассой была давка, старенький кассир едва успевал выдавать билеты, и с любовью складывал кучками депозитки, которые так и сыпались к нему и окошечко. Бенефициант, высокий красивый мужчина с бритым лицом, ходил из угла и угол кассы, и весело потирал руки.

— Что, батенька, говорил я вам, что сорву бенефисик на славу, — обратился он к кассиру, который, пользуясь минутной остановкой, закурил грошовую, сигару.

— Ни… да… Только два часа… а билетов осталось всего десятка два, да пяток на галерее… Ложи все проданы… Молодец вы, Логин Иванович, и откуда вы только такую кралю подцепили?

— Тут целый роман… Служил я в позапрошлом году в Рязани, ну и явись к нам дебютировать вот эта самая моя Елена Прекрасная… Гонору целый короб… репертуару никакого, туалетов, что на плечах, а амбиции… Фу ты — ну ты… Посмотрел на нее антрепренер… говорит «в субретки» мол на пятьдесят, и пол бенефиса идет что ли? Так ту даже передернуло, и дебютировать не стала, а голос и вам скажу — соловей… а уж телесности всякой — загляденье… Дурак наш антрепренер и не смекни, какова приманка, а тут как на грех наш же актер в Екатеринбург труппу собирает — говорит ей, хотите 100, и пол бенефиса, и первые роли… Сразу согласилась и уехала… Только еду я через Екатеринбург, слышу театр сгорел, труппа разбрелась, а самая эта «Елена Прекрасная» без ангажемента и без копейки, ни и зад, ни вперед!.. Я и говорю нашему-то антрепренеру, не упускайте… Соловей, да и насчет телесности… Послушался, вот теперь и с деньгами..?

— Да… дама красивая… могу сказать, — заметил кассир, — и держит себя в аккурате…

— Ну уж насчет этого — кремень! — с полной уверенностью и голосе произнес бенефициант… Вот не дай Бог кому втюриться — веревки совьет, и всю душу высосет!.. Вампир!..

— Позвольте, есть ли билеты? — спросил высокий мужчина, подходя и кассе…

— Для кого нет, а для вас всегда найдутся, Казимир Яковлевич, заискивающим шепотком заговорил кассир.

— Ну давай два рядом, — улыбнулся Клюверс, (это был он) и подал кассиру двадцатипяти рублевку… тот хотел подать ему сдачи, но Казимир Яковлевич махнул рукой, и пошел от кассы, но потом вдруг, словно движимый каким-то соображением, снова подошел к окошку.

— Извините за нескромный вопрос, — начал он, — как настоящая фамилия дебютантки?

— Борская, Марья Михайловна Борская, — как-то таинственно, вылезая из своего окошка, и нагибаясь к самому уху Клюверса, шепотом произнес кассир… Только… он замялся.

— Что только? — переспросил Клюверс.

— Насчет чего… Ни, ни…, впрочем, это другим прочим, а кто устоит перед вами, Казимир Яковлевич, старик захихикал… Деньги, батюшка, великан сила!.. — уже с видом сентенции: продекламировал он… Но Клюверс уже не слышал его, он что-то соображал. Имя Марьи Михайловны Борской напомнило ему одну историю, которой он был невольным свидетелем, в одну из своих поездок в Петербург, и он с нетерпением ждал вечера, чтобы убедиться воочию, та ли это Борская, которая своей оригинальной красотой и, главное, оригинальностью характера глубоко врезалась ему в память.

Наконец, наступил этот вечер, зала была полна. Ложи битком набиты представительницами прекрасного пола, которые не меньше мужчин падки до «запретного плода». Загремел оркестр и занавес поднялся среди шумных рукоплесканий.