Петербургские очерки

В 1848 году, по смерти графа Левашова, председателем Государственного совета назначен был князь Чернышев, с 1827 года управлявший Военным министерством. Много и постоянно бывало беспорядков на Руси по военной части (как и по всем другим), но такого грабежа, какой установился с 1827 года, невозможно себе вообразить. Управление и дела Военного министерства находились в ужаснейшем беспорядке, и Чернышеву хотелось это скрыть, почему понятно желание его — или оставаться на все время своей жизни военным министром, соединяя звание это с председательством в Государственном совете, или посадить на это важное, даже важнейшее местечко такого барина, который, будучи ему, Чернышеву, всем обязан, имея в нем покровителя, милостивца и благодетеля, скрывал бы все беспорядки последних двадцати лет. Он нашел такого индивидуума в Анненкове (см. № 4 «Листка»)[269], приблизил его к себе, взял в директоры канцелярии в 1842 году, выхлопотал ему 6 декабря 1844 года чин генерал-лейтенанта и звание генерал-адъютанта в один и тот же день и собирался устроить дела таким образом, чтобы государь назначил Анненкова сперва товарищем министра военного, а потом и министром. Но в то время Николаю Павловичу пришла блажная мысль (часто приходили они ему, голубчику) приготовлять в военные министры Василия Андреевича. В сентябре 1848 года государь — приказал послать к князю Василию Андреевичу в Чугуев фельдъегеря с приказанием немедленно явиться в Петербург. Чернышев приказал фельдъегерю ехать эти 1400 верст с лишком две недели, в надежде, что Николай примет просрочку за неаккуратность Долгорукова и лишит его своей милости. Но Василий Андреевич не поддался на штуку: он приказал в своем штабе засвидетельствовать, что фельдъегерь прибыл в Чугуев в такой-то день и в таком-то часу. Проделка Чернышева осталась без всякого успеха, и само собой разумеется, что виновным очутился лишь бедный фельдъегерь; Василий Андреевич отправился в Петербург, будто вызванный по делам службы для заготовления провианта войскам южных поселений, и в ноябре назначен был товарищем военного министра; Анненкова посадили во всероссийский сарай, то есть в Государственный совет.

Поступив в товарищи к Чернышеву, для коего назначение это имело всю приятность самой горькой редьки, Василий Андреевич тщательно старался заслуживать благоволение своего нового начальника, человека в высшей степени надменного, высокомерного, безжалостного и весьма невежливого со всеми теми, которые не могли ему быть полезными. Семь лет, проведенных Василием Андреевичем в почтительном стоянии навытяжку перед Никитиным, приучили его к подобному положению. В течение четырехлетнего нахождения своего при Чернышеве он был от него безотлучным и даже часто сопровождал его на балы и на вечера, приезжая и уезжая с ним вместе, словно какой-нибудь приживальщик.

Между тем Чернышев, старик летами и со здоровьем, совершенно растроенным бурной жизнью, начал впадать в детство, и невзирая на все его старания удержать за собой Военное министерство, 26 августа 1852 года Николай назначил Василия Андреевича военным министром, в то самое время, когда Россия стояла лицом к лицу с борьбой против двух сильнейших держав мира — Франции и Англии. Тут вовсе не лишним было бы иметь военным министром человека самого способнейшего, какого только можно было бы найти, а Николай назначил князя Василия Андреевича. Николай в припадке самонадеянности и ослепления, доходившем до полного безумия, считал себя непобедимым и всемогущим; он громко и ясно говорил, что не имеет ни малейшей нужды в гениях, а лишь в исполнителях. Главнейшим предметом его ненависти, после конституционных мыслей, было противоречие всякого рода; на этот счет он с Василием Андреевичем мог быть спокойным: Василий Андреевич никогда ему не противоречил.

В то самое время, когда Василий Андреевич вступал на государственное поприще, он лишился своего лучшего покровителя, своей умной и почтенной жены. Княгиня Ольга Карловна после самой кратковременной болезни скончалась в сентябре 1853 года. По смерти жены своей Василий Андреевич, предоставленный собственным силам, оказался явно перед всеми в своем настоящем виде, то есть пустейшим человеком.