Петербургский день

– Послдній фасонъ, мосье. Парискій фасонъ. Франсускій работъ. Мосье будетъ одетъ лютче всхъ въ Петербургъ. Прошу пардонъ, франсускій работъ сейчасъ видно.

– Я знаю, знаю… А вы, вроятно, недавно у Плевушина работаете? полюбопытствовалъ Воловановъ.

– Ошень недавно. Козяйнъ меня выписывалъ изъ Парижъ, чтобъ длать франсускій работъ. Рюсскій работъ не будетъ такъ сидть на мосье. Я въ Парижъ у первыхъ метръ-тальеръ работалъ. Вотъ счетъ, мосье.

Воловановъ взглянулъ и замтилъ, что платье поставлено на десять рублей дороже, чмъ онъ платилъ раньше.

– Почему же десять рублей накинули? Я считалъ, что по прежней цн сдлаютъ, – выразилъ онъ неудовольствіе.

– Франсускій работъ, мосье, – пояснилъ портной. Франсускій работъ никакъ не можетъ на такой цна. Когда я буду открывать свой магазинъ, ви мн два раза дороже платилъ.

Иванъ Александровичъ вынулъ деньги, отдалъ, и по уход портнаго простоялъ нсколько минутъ въ задумчивости передъ зеркаломъ. Несомннно, платье сидло скверно; но онъ пришелъ къ заключенію, что какъ-никакъ, а французская работа все-таки сейчасъ видна.

– Вицъ-мундиръ прикажете подать? – спросилъ Матвй.

Но Волованову не хотлось разстаться съ новою парой. Онъ ршилъ, что можно иногда показаться въ канцеляріи и въ партикулярномъ вид, тмъ боле что сегодня онъ не чувствовалъ расположенія къ серьезнымъ занятіямъ, и предполагалъ посидть больше въ курительной комнат.

По дорог онъ захалъ къ Доминику, выпилъ водки, закусилъ двумя парами пирожковъ и просмотрлъ новый номеръ «Стрекозы». Потомъ принялъ серьезный видъ и похалъ въ должность.

Столоначальникъ взглянулъ на него косо, но съ любопытствомъ, относившимся къ новой пар. Иванъ Александровичъ это замтилъ, и нарочно повертлся передъ нимъ.

– Немножко опоздалъ, виноватъ; портной задержалъ, – объяснилъ онъ, хотя его объ этомъ не спрашивали. – Такой болтливый французъ попался, все твердитъ: пардонъ, пардонъ, а самъ не уходитъ.

– Вы нынче у француза стали одеваться? – брюзгливымъ тономъ полюбопытствовалъ столоначальникъ.

– Да, я теперь ршилъ все у французовъ шить; у нихъ отдлка лучше, – отвтилъ скромно Иванъ Александровичъ, и черезъ минуту проскользнулъ въ курительную комнату.

Тамъ уже набралось человкъ двадцать молодежи. Одни стояли группами и разговаривали; другіе, забравшись на громадные клеенчатые диваны, забавлялись тмъ, что расковыривали протертыя въ обивк дырки и вытягивали оттуда конскій волосъ и мочалу. Одинъ чиновникъ извлекалъ ногтями мелодическіе звуки изъ пружины, и такъ ловко, что выходилъ цлый мотивъ.

Волованова поздравили съ обновкой, пощупали рукава, заглянули на подкладку. Общее мнніе, впрочемъ, склонялось къ тому, что платье скверно сшито.

– Какъ вы мало, господа, понимаете толкъ въ этомъ, возразилъ Воловановъ. – Эту пару французскій закройщикъ длалъ. Плевушинъ изъ Парижа француза выписалъ.

– А этотъ французъ тамъ, вроятно, въ колбасной служилъ, – предположилъ одинъ изъ молодыхъ чиновниковъ.

– И научился гарнировать телячьи головы, – замтилъ другой.

– Или въ солдатской швальн шилъ капоты для piou-piou, – вставилъ третій.

Иванъ Александровичъ фыркнулъ на это съ недовольнымъ видомъ, бросилъ окурокъ папироски, и ушелъ въ канцелярскую залу.

Смшливая веселость молодыхъ чиновниковъ возросла съ его уходомъ.

– Господа, давайте, вышутимъ Волованова, – предложилъ тотъ, который обладалъ искусствомъ извлекать музыкальный мотивъ изъ диванныхъ пружинъ. – Я назначу ему свиданіе отъ неизвстной дамы, а мы пойдемъ смотрть, какъ онъ будетъ ходить взадъ и впередъ по панели.

Черезъ четверть часа сторожъ подошелъ къ Волованову и шепнулъ ему на ухо:

– Васъ посыльный спрашиваетъ, письмо лично передать долженъ.

Иванъ Александровичъ встрепенулся, вышелъ въ пріемную, и черезъ минуту вернулся съ розовенькимъ пакетикомъ въ рук. Держа его нарочно такъ, чтобы вс видли, онъ вскрылъ его, и прочелъ заблиставшими глазами:

«Приходите отъ 4 до 6 часовъ въ большую Морскую, буду ждать васъ около памятника. Незнакомка».

За полчаса до назначеннаго времени Воловановъ улизнулъ изъ канцеляріи и скорыми шагами пошелъ въ Морскую. На улицахъ уже блистали огни. Иванъ Александровичъ прошелъ прямо къ памятнику; оглядлся, постоялъ, и принялся медленно шагать поперекъ площади. Всмъ проходившимъ дамамъ онъ до неприличія заглядывалъ подъ шляпки, но ни одна не обратила на него вниманія.

Такъ прошелъ часъ. Ноги у Волованова начинали слегка ломить, онъ весь иззябъ. Въ пять часовъ его громко окликнули:

– Прогуливаетесь, Иванъ Александровичъ? Это былъ одинъ изъ молодыхъ чиновниковъ. Черезъ минуту прошелъ другой, и тми же словами окликнулъ его. Потомъ третій, четвертый, пятый, десятый – чуть не вся канцелярія прошла мимо, и каждый по очереди произнесъ: – Прогуливаетесь, Иванъ Александровичъ?

Затмъ началось обратное шествіе. Первый чиновникъ, поровнявшись съ нимъ, сказалъ: – Поджидаете, Иванъ Александровичъ? – и разсмялся ему прямо въ лицо. Затмъ второй, третій, десятый, вс до конца, и каждый произносилъ съ отвратительнымъ, дребезжащимъ смхомъ:

– Поджидаете, Иванъ Александровичъ?