Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице

Однако историческая роль торгового пути «из варяг в греки» для Петербурга не исчерпывается сказанным. Кроме того, что он прочно связал географической цепью проложенного маршрута Константинополь с будущим Петербургом, кроме того, что упрочил этот узел предсказанием о его будущем появлении, есть ещё одно, тесно связавшее две столицы мистическое обстоятельство, отмеченное петербургским фольклором. Оба императора, и Константин I, и Пётр I, основывают свои города в одном месяце года – мае, да ещё с минимальной разницей в пять дней, которые можно в расчёт вообще не принимать: Константинополь – 11 мая 330 года, Петербург – 16 мая 1703 года. Более того, в мае 1703 года исполнилось 250 лет с 25 мая 1453 года, когда после длительной осады турецкие войска заняли Константинополь и Византийская империя прекратила своё существование. Константинополь, который на востоке христианской вселенной считался «Вторым Римом», пал, и для православного мира необходима была равноценная замена. В представлении русского общества наследницей Константинополя стала Москва. На Руси формировалась одна из крупнейших политических и идеологических государственных концепций – «Москва – третий Рим». Понятно, чем для реформатора Петра Великого представлялся основанный им Петербург после постылой и нелюбимой им Москвы.

Поскольку первоначально путь «из варяг в греки» использовался скандинавами для грабительских набегов, новгородским купцам приходилось принимать меры по защите своих торговых караванов.

Первый сторожевой пост возник на правом берегу Невы, при впадении в неё реки Охта. Вокруг него возникло поселение под названием Канец. В 1300 году, как об этом свидетельствует Софийская летопись, этот сторожевой пост захватили шведы и переименовали в Ландскрону, в переводе на русский – «Венец земли». В 1301 году сын Александра Невского, Андрей, отвоевал его у шведов, но через два с половиной столетия шведы возвратили себе этот стратегически важный пост. Теперь они возвели здесь портовый город Ниен и крепость для его защиты – Ниеншанц.

Вот как описывается основание Ландскроны в скандинавской Хронике Эрика. Хроника является одним из древнейших литературных памятников Швеции. Важное место в Хронике занимает описание русско-шведских войн. Особое внимание уделено боевым действиям, связанным со строительством и штурмом русскими войсками крепости Ландскрона:

За Троицей сразу, на следующий год,
Торгильс Кнутссон марскалк шел в поход
именем конунга. В ледунг вошли
лучшие лодки и корабли.
Жать на язычников конунг хотел,
крепость Ландскруна построить велел.
Воинов одиннадцать сотен собрали.
Плыли из Швеции в дальние дали.
Думаю я, по Неве никогда
раньше не плыли такие суда.
Между Невою и Чёрной рекой
крепости быть с неприступной стеной,
в месте, где рек тех сливались пути,
лучше для крепости им не найти.

К началу XVIII века крепость представляла собой пятиугольное укрепление с бастионами и равелинами, орудия которых контролировали всю панораму обоих невских берегов.

Финны называли Ниеншанц по-своему: Хорованиели. По звучанию это напоминало название древнеславянских культовых мест Хорэв, хорошо известных в Европе. Некоторых исследователей это обстоятельство наводит на мысль, что на месте Ниеншанца в древности существовало славянское языческое капище.

В ночь на 1 мая 1703 года русские войска овладели Ниеншанцем. Учитывая, что на географической и политической картах России к тому времени уже появился Шлиссельбург, что в переводе с немецкого означает «Ключ-город», Пётр немедленно переименовал Ниеншанц в Шлотбург, то есть «Замок-город». Обладание и «замком», и «ключом» к нему наполняло взятие Ниеншанца дополнительным идеологическим смыслом. Название в связи с исчезновением Ниеншанца с лица земли в бытовой практике не закрепилось, но знать об этом историческом факте не мешает.