Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице

По одной из легенд, взятию крепости способствовал не то русский лазутчик, вошедший в доверие к шведам, не то некий швед, предавший своих соотечественников. Во всяком случае, ворота крепости, едва к ним подошли русские солдаты, неожиданно распахнулись настежь. Может быть, именно эта внезапность появления Петровских войск внутри крепости породила легенду, согласно которой шведы не успели спасти несметные «сокровища Ниена». Будто бы сразу после начала осады они начали рыть подземный ход, чтобы либо вывезти драгоценности за пределы крепости, либо спрятать их в подземелье до лучших времён. Однако «вмешались пресловутые петербургские грунты», и сундуки с золотом затопило невской водой. Добраться до них шведы уже не успевали, и поэтому смогли только «искусно замаскировать следы подземных работ».

Между тем шведская крепость доживала последние минуты. Вот как об этом сказано в Хронике Эрика:

Русские войско потом снарядили.
В крепости шведский отряд осадили.
Русским удачу осада сулила —
Их в раз шестнадцать поболе там было.
Стали они штурмовать день и ночь,
Схваток мне всех перечислить не смочь.
Шведов уж мало в ту пору осталось.
Войско язычников часто сменялось,
Лезли отряд за отрядом они.
Так продолжалось и ночи, и дни.
Свеи устали оборонять
Крепость, и это легко вам понять.
Бились они день и ночь напролёт,
Что удивляться – ведь слабнет народ.
Нет уже мочи врага одолеть,
Люди не в силах страданья терпеть.
Вот и пожары внутри запылали,
Русские в крепость уже проникали,
Шведы бежали от них, бросив вал…

Если верить фольклору, через пару дней после взятия Ниеншанца Пётр приказал сравнять его с землей, будто бы сказав при этом: «Чтобы шведского духа тут не было». Ныне о некогда неуязвимой шведской крепости напоминает бронзовый мемориал, повторяющий в миниатюре один из бастионов Ниеншанца с подлинными орудиями того времени.

Некогда на развалинах поверженного Ниеншанца рос древний дуб, который Пётр I будто бы лично посадил на братской могиле воинов, погибших при взятии крепости. Ограда вокруг него была сделана из неприятельских пушек, затопленных шведами и извлечённых со дна реки Охты. Легенда эта документального подтверждения не находит. Однако в старом Петербурге ей настолько верили, что к 200-летию города была даже выпущена юбилейная почтовая открытка с изображением мемориального дуба и надписью: «Дуб Петра Великого, посаженный в 1704 году на Мал. Охте». Насколько нам известно, это единственное изображение старого дуба. Правда, многие у тверждают, что Петровский дуб давно погиб, а на его месте находится дуб более позднего происхождения, да, говорят, и надмогильного холма вообще будто бы никогда и не было. Так ли это, автор не знает. Пусть дуб на территории исчезнувшей крепости Ниеншанц будет ещё одной легендой нашего города.

По другой легенде, Пётр на месте разрушенного Ниеншанца посадил четыре мачтовых дерева, «в знак выхода России к четырём морям».

Александр Невский

Если верить старинным преданиям, стены шведской крепости Ниеншанц были выкрашены в красный цвет. Это один из цветов трехцветного национального флага ингерманландцев, символика которого означает: жёлтое поле – достояние, хлеб, изобилие; голубые полосы – вода, Нева, озёра; красный цвет атрибутируется власти. Эти же символические цвета присутствуют и в историческом гербе Ингерманландии. Впрочем, это и понятно. Судя по многочисленным источникам, финское присутствие в Ниеншанце оказалось довольно значительным. В городе, наряду со шведским, немецким и русским, был финский лютеранский приход, существовали религиозные и светские школы, издавались книги на финском языке, на улицах слышалась финская речь.

2

Стремление как шведов, так и новгородцев поставить под свой контроль Ижорскую землю и Карельский перешеек приводило к неоднократным затяжным конфликтам.

Невская битва