Петербургский пленник

— Мистер Лазарефф, так что, будем делать перископ выдвижным или торчащим над крышей?

— Лучше бы выдвижным. Но Вы сможете обеспечить его свободный ход вверх-вниз? И в то же время надежное крепление?

— Пробовать надо…

— Все, все надо пробовать! Только времени у нас в обрез, командование уже требует отправить бронепоезд в Вирджинию. Что у нас с многослойным бронированием пехотных вагонов?

— Мы готовы к установке, но не все листы еще доставлены. Фанера есть, но пробки тоже недостаточно.

— Ладно. Теперь по главному калибру: поворотный механизм удалось отрегулировать?

— Вроде бы да…

— Это не ответ! Пошли смотреть. Кто у Вас на этой фиче задействован? Фишер?

— Нет, Розецкий.

— Лучше бы Фишер. Он чем сейчас занимается?

— Второй бронепоезд монтирует…

— Сними, пусть доведет первый до кондиции. Хотя бы поворотный механизм. Если он в бою заест, бронепоезд превратится в сарай на колесах…

— Но останется хвостовая пушка…

— Угу, с сектором обстрела 30 градусов. Причем по своим тылам.

— А зачем тогда ее вообще ставить?

— Ну, тыл у бронепоезда — понятие относительное. Попадет в окружение, даст задний ход, и хвостовая пушка окажется на острие атаки…

Как ни спешил Митя, но почти опоздал и заявился, что называется, «с корабля на бал». Так-то он, вроде, успевал, но в Гордонсвилле с утра пришлось спешно корректировать проходку горных выработок: штольня пересекла явный разлом и углубилась в пустые породы. Пока он разобрался с амплитудой этого разлома и направлением смещения по нему пород и руд, пока наметил новую трассу штольни и квершлагов из нее, провозился до обеда. Слава богу, маркшейдер попался ему толковый, все новации схватывал на лету…

Дом, который с месяц назад Дженни купила у разорившейся семьи плантаторов и все эти дни чистила, преобразовывала и «лакировала», выглядел как свадебный торт: белый, торжественный, увешанный цветными гирляндами и подсвеченный многочисленными газовыми фонарями. На подъездной аллее выстроилась кавалькада 2- и 3-конных колясок, то есть весь цвет Нэшвилла явился поздравить богатую, умопомрачительно молодую и вдовую миссис Перкинс. Митя, конечно, успел помыться и переодеться в своей Гордонсвильской конторе и выглядел приличным джентльменом, но при виде толпы расфранченных гостей, заполонивших бальную залу, и плавно приближающейся к нему с надменной улыбкой королевы праздника, как-то подувял.

— Благодарю, что ты вообще появился, — прошипела ему в лицо Дженнифер. — Но на нервах моих поиграл вволю…

— Я летел к тебе на крыльях, — покаянно залебезил Митя, — но то за куст зацеплюсь, то за горку… И все же прорвался и теперь вот виляю хвостиком…

— Врешь ты все, — сказала без улыбки Дженнифер. — Жалкий шут!

— У всякой уважающей себя королевы должен быть шут. А если он ловок, умен, хорош собой (вот как я), то он обязан быть ей еще советчиком, любовником и защитником. В эти мои качества ты веришь?

— Как можешь ты меня защитить, находясь то в пятидесяти милях от меня, то в ста пятидесяти? То же могу сказать и по поводу любовных отношений: их у нас с тобой практически нет!

— Сегодня обязательно будут, — шепнул ей Митя на ушко. — И ах! Какие это будут отношения!

— Умеешь меня обезоружить, подлец, — дрогнула губами и глазами Дженни. — Но имей в виду: вокруг меня вьется много шмелей. Жужжат и жужжат, сладкую жизнь обещают…

— Еще никто не смог обмануть Дженни Голдштайн, — торжественно сказал Митя. — Этим ты меня и подкупаешь…

Бал шел к завершению. Разгоряченная Дженни подлетела к Д. Н. и сказала:

— Натанцевалась до упада. А ты так и стоишь букой?

— На тебя, прекрасная госпожа, любуюсь и вспоминаю один бар в Лондоне, где ты пела «Как дура ржу, спеша на бал».

— Вот! Вот то, чего душа теперь просит: надо спеть. Что-нибудь такое, отчего эти самоуверенные господа будут ежиться. Тем более, что им пора расходиться, а нам пора бы друг другом насладиться!

— Дженни! — с укоризной в стиле Табакова возмутился Митя. — Слышали бы сейчас тебя твои шмели… Впрочем, отчего бы хозяйке дома себя не потешить? А споем мы с тобой ту песню в стиле «блюз»…

— «Билет в один конец»?

— Да, — ответил Митя и подумал: — Отчего наши ВИА переиначили ее в «Синий иней»?

Через десять минут они появились перед гостями в своих концертных фраках (она в белом, он в черном, с гитарой в руках), и Митя вышел вперед:

— Леди и джентльмены! Вероятно, многие знают, что леди Дженнифер любит и умеет петь. А я люблю сочинять песни. Недавно, будучи в Нью-Орлеане, я наслушался грустных песен, от которых на душе возникает унылое, блюзовое настроение, и мне захотелось сочинить песню в этом же стиле, но все-таки не такую грустную. Исполнять ее должен мужчина, но леди Дженнифер захотелось ее спеть — а разве можно отказать такой прекрасной женщине?

И заиграл заводное вступление шедеврального зонга группы «Ирапшен», а Дженни вовремя вступила: