Читаем Петербургский прозаик. Альманах №2 полностью

Каюмбу нашли полностью обессиленной. Она не могла ответить ни на один вопрос. Этому никто не придал значения. Из-под спутавшихся волос потерянный взгляд Каюмбы казался отсутствующим, лишенным воли. Ее лицо было бледным, может быть, потому, что она потеряла много крови – на правой ладони у нее была глубокая рана, которую она прятала, зажимая в кулак. Ее отнесли домой.

Бабушка Маганда, причитая и охая, отмыла Каюмбу от грязи и крови… Потом сразу стала готовить редкое целебное снадобье, замешанное на амброзии, чудодейственном морском цветке и диковинных травах. Мудрая Маганда не только знала рецепты, которые могли вернуть слабым утраченные силы, не только заговаривала раны воинам, но и могла подарить вечную жизнь. О последнем нельзя было просить и кому-то рассказывать, но знали об этом почти все атланты.

Она отмыла ее от грязи и крови… Сначала этому никто не придал значения. Зато потом…

<p>8</p>

Когда-то боги по жребию разделили атлантическую землю на владения – одним больше, другим меньше, определив тем самым места для святилища и жертвоприношения.

Жертвы будут приносить ему, Астромангу. Он станет героем-богом… У него тоже будет свое владение, свое святилище. Самые прекрасные девушки Атлантиды будут почитать его, приносить к его ногам дары. Его именем могут назвать город или новую звезду…

В темноте Уманга наткнулся на обрезанную Каюмбой лиану. Как все-таки женщины мелки! Как объяснить ей Великое Предназначение? Ей бы только лепешки печь, с детишками играть да юбки перешивать из добытых им, Умангой, звериных шкурок. Мелко она мыслит. Вот почему среди изваяний богов-героев нет ни одного женского!

И все же тревожно было за Каюмбу. Здесь, в яме, отбросив суетные мысли, Уманга стал слышать что-то еще, что-то уху недоступное.

<p>9</p>

Это могло произойти с любым. Но произошло это с ним, с Дамиром. Его выбрали среди слабых, среди обиженных, среди обделенных. Младший сын Астродона Дамир давно уступил первенство брату. Он перестал состязаться с ним, участвовать в соревнованиях. Какой смысл идти рядом с Лучшим? Слыть Худшим? Пусть Никакой, но не Худший!

Его выбрали пришельцы. Нет, они не разговаривали с ним. Без знания языка, не имея доступа в крепость, это было им не под силу.

Но под силу им было другое – сны Дамира. Сны, в которых он видел себя Великим Вождем. Они вошли в это царство ночи, они стали управлять им, манипулировать.

Внушалось Дамиру одно только слово: «Убей».

<p>10</p>

В племени практиковалось Посвящение. Воин вырывал себе могилу, ложился в нее, на сутки его закапывали, оставляя только трубку, выведенную наверх, для дыхания.

Воин отдавал земле свое прошлое, забывал ненужное. В будущее брал лишь то, что сам хотел взять.

Хоть и прошел Уманга Посвящение два года назад, когда ему исполнилось двенадцать, но здесь, в яме, в подземных тисках, с ясностью, со свежестью всплыли испытанные тогда ощущения. Именно тогда он пришел к мысли о Великом Предназначении. Отбросив в мыслях все мелкое, ничтожное, временное.

Но сегодня, просидев в могиле-яме почти четверо суток, он отдавал земле священные для него мысли о Великом Предназначении. Он не хотел их отдавать, эти мысли уходили сами, вытесняемые другой мыслью, всецело поглощавшей его: тревогой за Каюмбу.

Как назло к нему снова и снова прилетал ее соколенок. Точнее не к нему – к яме. Кружил, улетал. Почему?

<p>11</p>

– Ты обвиняешься в убийстве, но прежде – в предательстве!

Каюмба не сразу поняла, где она находится и что происходит. Ее руки и ноги были связаны. На глазах всего племени младший сын Великого вождя Дамир обвинял ее в преступлении, за которое без суда и следствия по законам Атлантиды полагалась смертная казнь. Все, что происходило, больше напоминало какую-то жестокую расправу. Но почему с ней? Причем здесь она – Каюмба?

– Что ты можешь сказать в свою защиту?

Каюмба словно очнулась:

– В чем меня обвиняют?

– Убит Великий Вождь. И убит твоим ножом.

– Не может быть…

Неизвестно, что больше поразило ее – смерть Великого вождя, отца ее лучшего друга, или обвинение в убийстве. Ее лицо исказилось от боли. У нее перехватило дыхание. Первое, что она смогла произнести, справившись со своими чувствами, было:

– Я не убивала его.

– Что ты можешь сказать в свою защиту? Где ты была вчера утром?

Каюмба молчала. Сжав губы, приподняв подбородок. Она не могла выдать Умангу, не смела произнести его имени.

– Отмалчиваться нет смысла. У нас есть доказательства. Будешь ты молчать или говорить, так или иначе мы выведем тебя на чистую воду.

Каюмба молчала. Дамиру не нравилось ее упорство:

– Великий Вождь был убит твоим ножом. Снотворное для охранников дело рук кого? А? На месте преступления – следы маленькой ноги, такой, как твоя. Сличить их не составит никакого труда. Более того, тебя видели испачканной в крови. Ты знаешь, что любая, даже косвенная причастность к такому преступлению карается смертной казнью.

– Я не виновна! Я… Я не знаю, что я тут делаю. Не знаю, что вы тут делаете. Опомнитесь. Разве я похожа на убийцу? Уманга – мой лучший друг, я не могла убить отца моего лучшего друга!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное