Читаем Петербургское действо. Том 1 полностью

В самый разгар рукопашной Тюфякин увернулся и выскочил из горницы. Орлов бросился за ним. Тюфякин, несмотря на свой страх, сообразил, что делать. Пробежав целую вереницу комнат, коридор и лестницу, он бросился на двор. Орлов, хотя и не знал расположения комнат, но преследовал его долго. Однако на темной лестнице князь Тюфякин, свой человек, пролетел как стрела, а ловкий, хотя и могучий в плечах Орлов не мог быстро проскочить в темноте по незнакомой лестнице. Когда он выскочил на двор, то Тюфякин, зная, что Орлов и бегать мастер, решился броситься и запереться в одном из погребов. Орлов подбежал к железной двери, когда замок уже скрипел внутри.

– Хоть до утра просижу здесь! – крикнул Григорий в дверь.

– Шванвич и раньше будет! – отозвался Тюфякин. – Посиди, посиди! Дождись!.. За ним послали конного.

Между тем всех товарищей Орлова немцы осилили и выгнали на улицу. Григорий услыхал их голоса через двор и крикнул:

– Сюда! Здесь заяц… Залег!

И военный совет среди полумглы ясной ночи перед дверью погреба решил, в ожидании появления Шванвича, послать скорее извозчика к Всеволожским за Алексеем, а покуда караулить князя.

Немцы, осилившие офицеров, разумеется, не захотели идти на Орлова во двор, чтобы спасать Тюфякина. Хозяин «Нишлота» уже объяснил, что за человек господин Орлов, и советовал дожидаться прибытия Шванвича, за которым он же и послал.

– А тогда идите… Хоть бы ради любопытства. Землетрясение будет! Ей-богу! – объяснял немец-хозяин гостям и актрисам.

Между тем у Всеволожских все мирно беседовали. Алексей Орлов рассказывал Шванвичу об одном заморском силаче Юнгфере и об его подвигах, которые были почище того, что они могут делать. Шванвич слушал с удовольствием и вниманием, когда вошел вдруг человек и вызвал его словами:

– Спрашивает вас конный…

Шванвич, узнав от курьера хозяина «Нишлота», в чем дело, не вернулся снова в горницу. Не взяв шляпы и шпаги, он поспешно спустился за ним на улицу и, как был, сел на извозчика. Видя, что гость не ворочается из передней, Всеволожские вышли за ним в недоумении.

– Что за притча! – сказал один из братьев.

Но Алексей Орлов тотчас догадался, куда поехал Шванвич, простоволосый и без оружия. Через минуту и он был на улице. На его несчастье, Шванвич ускакал на единственном извозчике, и ему приходилось пуститься бегом!

Между тем в «Немцевом карачуне» чуть не произошел еще до прибытия Шванвича карачун русским. В герберг вдруг явилась из Ораниенбаума целая кучка голштинских офицеров кутнуть ради праздника. Тотчас же узнали они, что их русский товарищ, Тюфякин, сидит в погребе, а на страже находится цалмейстер Орлов, во всем полку ненавидимый за его фокус с Котцау.

И с веселыми кликами компания человек в двенадцать бросилась к Григорию и его пятерым товарищам. Григорий всегда «пуще разгорался», по выражению братьев, когда следовало, наоборот, хладнокровно уступить обстоятельствам. Умеряющего его пыл брата не было теперь. Голштинцы подступили, требуя выпустить из заточения их товарища. Орлов в ответ назвал их по-немецки очень крепко… Через мгновение товарищи Орлова были побиты и прогнаны со двора. Два голштинца уже с воплем покатились на землю от здоровых затрещин Григория, но зато тотчас же вслед за ними покатился и сам могучий богатырь, облепленный остервенившимися немцами, как мухами… Однако через мгновение страшным усилием удалось Орлову все-таки подняться и вырваться. И, разбросав кулаками и ногами всю свору, он бросился в сторону к рядам сложенных на дворе дров. В эту же минуту появился в полумгле Шванвич, бежавший рысью на своих коротких ногах.

– Что? Где князь?.. Где Гришутка? – вскрикнул он, подбегая, но, увидя себя окруженным немцами, он остановился…

Князь, заслыша голос нового приятеля, отпер дверь и явился на пороге погреба…

– Ну, голубчик Василий Игнатьевич, помоги… – выговорил он. – Надо и его поучить. Он меня чуть не искалечил на всю жизнь. Где он?

– Здесь! – крикнул Орлов.

– Вон… Вон он! На дровах!

Действительно, Григорий Орлов при появлении силача, с которым он один справиться никогда не мог, мигом влез на сложенные саженями дрова. Могучая фигура его высоко рисовалась на чистом и ясном ночном небе.

– Знает, плут, что я лазать не мастер! – вскрикнул Шванвич. – Ну, да попробую…

Но едва только он двинулся лезть тоже на дрова к Орлову, как тот нагнулся за оружием… Большущее бревно тотчас полетело и просвистело над головой Шванвича, потом другое… а третье шлепнулось ему прямо в грудь с такой силой, что всякого бы опрокинуло навзничь. По странной случайности или от пыльного полена, но Шванвич, получив удар, вдруг громко чихнул. Залп хохота голштинцев огласил двор.

– Будьте здоровы, Василий Игнатьевич, – крикнул Григорий весело. – Прикажете еще одно бревнышко? У меня их тут много!..

И несколько полен снова полетели и в Шванвича, и в подступавшую тоже кучку голштинцев с князем во главе. Шванвич, кой-как уберегая свою голову без шапки, наконец вскарабкался и уже шел по дровам на Григория. Он забавно распахнул при этом объятья как бы ради встречи дорогого гостя или приятеля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербургское действо

Петербургское действо
Петербургское действо

Имя русского романиста Евгения Андреевича Салиаса де Турнемир, известного современникам как граф Салиас, было забыто на долгие послеоктябрьские годы. Мастер остросюжетного историко-авантюрного повествования, отразивший в своем творчестве бурный XVIII век, он внес в историческую беллетристику собственное понимание событий. Основанные на неофициальных источниках, на знании семейных архивов и преданий, его произведения — это соприкосновение с подлинной, живой жизнью.Роман «Петербургское действо», начало которого публикуется в данном томе, раскрывает всю подноготную гвардейского заговора 1762 года, возведшего на престол Екатерину II. В сочных, колоритных сценах описан многоликий придворный мир вокруг Петра III и Екатерины. Но не только строгой исторической последовательностью сюжета и характеров героев привлекает роман. Подобно Александру Дюма, Салиас вводит в повествование выдуманных героев, и через их судьбы входит в повествование большая жизнь страны, зависимая от случайности того или иного воцарения.

Евгений Андреевич Салиас , Евгений Андреевич Салиас-де-Турнемир

Проза / Историческая проза / Классическая проза
Петербургское действо. Том 1
Петербургское действо. Том 1

Имя русского романиста Евгения Андреевича Салиаса де Турнемир (1840–1908), известного современникам как граф Салиас, было забыто на долгие послеоктябрьские годы. Мастер остросюжетного историко-авантюрного повествования, отразивший в своем творчестве бурный XVIII век, он внес в историческую беллетристику собственное понимание событий. Основанные на неофициальных источниках, на знании семейных архивов и преданий, его произведения – это соприкосновение с подлинной, живой жизнью.Роман «Петербургское действо», начало которого публикуется в данном томе, раскрывает всю подноготную гвардейского заговора 1762 года, возведшего на престол Екатерину II. В сочных, колоритных сценах описан многоликий придворный мир вокруг Петра III и Екатерины. Но не только строгой исторической последовательностью сюжета и характеров героев привлекает роман. Подобно Александру Дюма, Салиас вводит в повествование выдуманных героев, и через их судьбы входит в повествование большая жизнь страны, зависимая от случайности того или иного воцарения.

Евгений Андреевич Салиас

Классическая проза ХIX века

Похожие книги

Гладиаторы
Гладиаторы

Джордж Джон Вит-Мелвилл (1821–1878) – известный шотландский романист; солдат, спортсмен и плодовитый автор викторианской эпохи, знаменитый своими спортивными, социальными и историческими романами, книгами об охоте. Являясь одним из авторитетнейших экспертов XIX столетия по выездке, он написал ценную работу об искусстве верховой езды («Верхом на воспоминаниях»), а также выпустил незабываемый поэтический сборник «Стихи и Песни». Его книги с их печатью подлинности, живостью, романтическим очарованием и рыцарскими идеалами привлекали внимание многих читателей, среди которых было немало любителей спорта. Писатель погиб в результате несчастного случая на охоте.В романе «Гладиаторы», публикуемом в этом томе, отражен интереснейший период истории – противостояние Рима и Иудеи. На фоне полного разложения всех слоев римского общества, где царят порок, суеверия и грубая сила, автор умело, с несомненным знанием эпохи и верностью историческим фактам описывает нравы и обычаи гладиаторской «семьи», любуясь физической силой, отвагой и стоицизмом ее представителей.

Джордж Уайт-Мелвилл

Классическая проза ХIX века