Петербургское действо. Том 1

Ходатай не писал и не ворочался. Однажды показалось графу, что он в сумерки встретил на противоположном конце Карлсбада фигуру, очень похожую на этого ходатая, который предполагался теперь в Аугсбурге. Но баронесса только рассмеялась над этим, называя его шутя иллюминатом и духовидцем.

Наконец однажды в один очень тихий, теплый осенний день, когда царствовали полный мир, тишь и гладь и в маленьком городишке, и в синих небесах, ясных и глубоких, а равно и в сердце влюбленного жениха, по соседству, на одном дворе с ними, разыгралась трагедия. Была зарезана неизвестными людьми старушка, хозяйка дома. Тотчас же явилась полиция. Убийцы не оказалось налицо, но зато громовой удар разразился над Кириллом Петровичем.

Полиция, производя следствие, опрашивала всех жильцов и, извиняясь перед именитыми аристократами, попросила и их к даче показаний, попросила и у них их паспорта. Кирилл Петрович тотчас же предложил все документы, какие только у него были, и их перевод на немецкий язык. Баронесса тоже передала свой паспорт, настоящий немецкий, хотя помеченный не мюнхенской королевской печатью, а выданный ей в Букареште.

В тот же самый вечер баронесса была видимо взволнованна, вероятно, потрясена убийством, которое совершилось рядом с их квартирой. Весь вечер и всю ночь до утра не отпускала она от себя ни на шаг своего жениха. И теперь, в эту страшную ночь, в первый раз она отдалась ему… И без конца уверяла она его в своей глубокой страсти, в вечном беззаветном чувстве к нему, с которым сойдет в могилу. Граф чуть не потерял рассудок в эту безумно чудную ночь под ее лаской, под ее жгучими поцелуями.

Наутро двое полицейских чинов появились в доме, в той половине, которую занимал граф, и стали снова допрашивать его. Но дело шло уже не об убийстве старушки хозяйки, а о том, что знает он о баронессе. Кирилл Петрович, изумляясь, отвечал все, что было ему известно, и прибавил, что она его невеста.

Один из полицейских счел, однако, своим долгом поставить его в известность, что паспорт, данный баронессою, фальшивый и что ввиду совершившегося на дворе события всякое сомнительное лицо делается еще более сомнительным. Одним словом, полицейский объявил, что если через час времени он не получит от дамы, именующей себя баронессой Луизой фон Пфальц, настоящего неподдельного паспорта, хотя бы и с другим именем, то она будет арестована и отвезена в тюрьму.

Кирилл Петрович, вполне убежденный в каком-то глупом недоразумении, попросил дождаться полицейских у себя, а сам направился в половину дома, где жила баронесса Луиза. Он ее нашел на том же месте, где оставил на заре, в пеньюаре, в кресле у открытого окна, с головой, опущенной на руки. Графу показалось, что она плачет. Он подошел к ней, назвал ее, наконец отнял руки от лица. Красавица вздрогнула, лицо ее было страшно бледно, глаза горели странным лихорадочным огнем, но были сухи. Даже какая-то злая усмешка пробежала по красивому лицу. Приходилось тотчас же сказать ей правду, хотя бы и оскорбить недоверием.

– Здесь у меня полиция опять, – начал Кирилл Петрович. – Они говорят… Право, не знаю, что такое… Говорят про ваш документ… – И граф запнулся, не зная, как выразиться.

– Что? – выговорила красавица резко, звонко и с презрительной усмешкой. – Что они говорят? Они говорят, что вид мой фальшивый? Не так ли?

– Да… – как-то даже оробел Кирилл Петрович.

– Ну, что ж? Мне это не новость. Я это давно знаю. Я сама помогала его подделывать!..

И тут произошла между женихом и невестой такая сцена, от которой Кирилл Петрович едва окончательно не потерял рассудок.

Красавица невеста, которую он теперь уже давно боготворил, созналась во всем, рассказала целую историю, где было, быть может, много и правды, горькой, ужасной, но было, быть может, и много новой лжи. Она объяснила, что видела его мельком еще в Вене, подкупила людей, чтобы знать, куда он поедет, и выехала за ним, чтобы иметь случай, при более скучной и скромной обстановке Карлсбада, ближе познакомиться с ним. Затем, чтобы заставить его сильнее и глубже привязаться к ней, она придумала оттянуть время и сочинила посылку ходатая в Аугсбург. Но вместе с этой исповедью красавица исповедалась в страстной любви к нему и просила лучше сейчас убить ее, чем бросать на произвол судьбы.

Эта неожиданная и бурная беседа, со слезами, обмороком, чуть не с конвульсиями, окончилась тем, что граф попросил у нее хотя какой-либо вид, настоящий, чтобы представить его немедленно полицейским.

Вид, по счастью, нашелся, и невеста Кирилла Петровича оказалась мещанкой местечка Течен, на границе Саксонии и Богемии, оказалась по происхождению даже не немка, а чешка, Маркета Гинек. Чешский язык, более немецкого близкий ей и родной, сразу объяснил графу, каким образом она так легко училась у него русским словам и быстро усваивала себе самые из них трудные по произношению. В действительности самозванка могла выговаривать русские слова, конечно, лучше самого Кирилла Петровича, прожившего всю жизнь во Франции.