Петербургское действо. Том 1

Хотя его и звали в столице «фаворит фаворита фаворитки», но порядочные офицеры гвардии сторонились князя Тюфякина как личности, с которой наживешь какое-нибудь срамное дело. Каким образом сумел князь Глеб пролезть в дружбу с любимцем государя и Воронцовой – Гудовичем, всем было почти непонятно. Пользовался он этой дружбой тоже для многих темных дел. Он близко знал в столице и был в постоянных сношениях тоже с разнообразными темными личностями. Между прочим, его главный помощник во многих делах был довольно известный в городе еврей Лейба.

Долгов было у Тюфякина без числа, а жил он широко. Он многих уверил, что получает через своих сестер-княжон от их тетки-опекунши до тысячи червонцев в год, но это была выдумка, и какие деньги тратил Тюфякин – было совершенно неизвестно.

За несколько времени перед тем он часто бывал у Орловых и постоянно вел крупную игру в карты. Князь не очень нравился кружку Орловых, и его собирались уже в начале зимы перестать пускать, но в то же самое время князь вдруг проиграл пятьсот червонцев Григорию Орлову и, не уплатив, перестал бывать сам. Прежде, выигрывая тоже крупные суммы, он всегда аккуратно получал их, и теперь всю компанию сердило то обстоятельство, что их же частию отыгранные деньги князь, по-видимому, не намеревался возвращать, ибо ноги не ставил. Орловы около Святок, и, стало быть, в начале нового царствования, собрались было потребовать деньги с князя, припугнуть его и заставить заплатить, но в то же время они узнали, что ловкий Тюфякин сумел вдруг из русского офицера сделаться голштинским офицером. Из своего полка, Преображенского, он вдруг перешел в любимый государев полк. Это был первый пример, которому затем последовали и другие русские офицеры, но все они были на подбор с дурными репутациями.

Тюфякин, как первый поступивший в голштинцы, был отличен государем, и трогать его становилось опасным, но Орлову были теперь позарез нужны деньги, и он решился. Явившись на квартиру Тюфякина, он нашел его дома, но произвел некоторого рода переполох.

Тюфякин, приняв его, скрыл в соседней комнате двоих лиц, бывших у него. Одна из этих личностей был еврей Лейба, присутствие которого в квартире офицера имело довольно дурное значение. Григорий Орлов не преминул бы сказать всем, что видел Лейбу, самого отчаянного мошенника и ростовщика, в квартире Тюфякина. Другая личность, которую князь Глеб поневоле должен был спрятать, была его сестра княжна Настасья, которая тайком от сестры и тетки иногда стала при поездках с ним в город заезжать к нему на квартиру. Под предлогом какого-нибудь званого вечера в городе Настя теперь оставалась у брата иногда до ночи, и он отвозил ее сам домой к тетке-опекунше.

Князь Глеб, тотчас догадавшись при появлении Орлова, в чем дело, принял его крайне любезно.

– Давно я у вас не был, Григорий Григорьич, времени не было. У нас в Рамбовском полку теперь все учения да экзерциции, не то что бывало в преображенцах.

– Коли тяжело там служить, не надо было переходить, – сурово выговорил Орлов. – Никто вас в голштинцы не гнал. А я к вам по делу, князь. Чаю, уж смекнули?

Князь сделал вид, что не понимает.

– На свои долги память коротка, – буркнул Орлов.

– Да, да, как же, помню, всякий день собираюсь, – заметил князь. – Экая досада, что вы вчера не приехали, вчера вот были деньги, и большие деньги, да все разошлось. Сегодня ни гроша нет, ей-богу.

При этом князь Глеб живо размахивал руками, а глаза его бегали по всей комнате и по Григорию Орлову, не останавливаясь ни на секунду ни на чем.

– Экая досада, что бы вам вчера-то! Ведь вот как на смех.

Орлов понял, конечно, что сказанное выдумка.

– Это как в Немеции, в одном городе был трактир с вывеской: «Сегодня здесь постой и стол за деньги, а завтра – даром!» Были молодцы, что наутро заходили прочесть вывеску и за ухом почесать… Ну, я бы не пошел, князь. Себя в дураки рядить не дам. Так вот что… Денежки пожалуй, нужда крайняя.

– Да, право ж, не могу. Вот на днях как-нибудь заеду и привезу. Беспременно! – жалобно выговорил князь.

Григорий Орлов посидел несколько минут молча, опустив глаза в землю, потом вдруг начал сильно и громко сопеть, как бы отдуваясь от усталости. В то же время его большая рука поднялась, и он начал медленно гладить себя по щеке и проводить ладонью по губам.

Князь Тюфякин смутился. Он знал давно и близко этого силача и знал, что это сопение и это поглаживание себя по щеке означало в Орлове гнев, который подступает к сердцу.

«Загребет вот сейчас и убьет сдуру», – невольно подумал Тюфякин, вспоминая, как раз подобное случилось у него на глазах в одном трактире. Рассерженный Орлов, посопевши немножко, взял одного офицерика за шиворот, протискал его, бог весть как, в печку, где еще дымилась головешка, и запер заслонку. После этого Орлов тотчас же уехал из трактира, а офицер из печки обратно, хотя уже и добровольно, вылезть все-таки не смог, и пришлось выламывать кирпичи, чтобы его освободить.