Петербургское действо. Том 2

– Что ж? Спать-то? Не надо! Полуночники!.. – буркнул Агафон, собирая посуду. Но никто не ответил…

Через часа два Григорий тихо вымолвил Барятинскому:

– Ну, пора!.. Ох, что-то будет… Мы-то… наплевать!.. Спаси бог ее!..

Еще через час оба были уже за заставой и мчались в карете по дороге на «Красный кабачок».

Отъехав пять верст, они остановились, вышли из кареты и стали, не спуская глаз с дороги.

– Ох, Алехан!.. Боюсь, загнал сгоряча коней! Пали на дороге… А мы здесь прождем!..

Было уже десять часов…

– Вот! Вот!! – вскрикнул Барятинский.

Вдали, за версту, показалась мчащаяся с каретой четверка коней, и пыль громадным серебристым облаком, сверкающим на солнце, взвивалась за ней.

Будто шел на столицу ветхозаветный столп огненный! И если не руководил, не вел мчащихся путников, то шел следом…

XXXVIII

Были те же десять часов утра, когда из Ораниенбаума многолюдное общество вельмож и дам, где были Воронцовы и Нарышкин с женами, Миних, Гудович, Корф, старик Трубецкой, Шувалов и другие, двинулось в шести экипажах по дороге в Петергоф.

В передней карете вместе с государем ехали Миних и Трубецкой, но старики сидели на переднем месте, так как рядом с государем сидела красивая, красивее, чем когда-либо, графиня Скабронская.

Все знали, какое событие совершится в Петергофе, и кто его вызвал, и кто более всех воспользуется последствиями.

Через час все были в Петергофе… Но теперь все общество, смущенное, сначала обходило все горницы Монплезира, а затем все горницы большого дворца. А вскоре все уже не обходили, а бегали за бегающим и потерявшимся императором… Государыни не было нигде.

Петр Федорович был вне себя, но не гневен, а смущен и, обшарив все комнаты, оглядев все шкафы, шаря чуть не в комодах, восклицал без конца:

– Вот вы видите, на что она способна! Вот вы видите! Я всегда говорил!..

Более всех была смущена Маргарита. Один Миних успокаивал Петра Федоровича, говоря, что найти государыню будет нетрудно.

– А если даже она бежала с целью пробраться за границу, то и пускай! Стоит ли тревожиться? – говорил Миних. – Через день-два полиция узнает, где она, и разыщет.

– Конечно, конечно, будьте спокойны! – воскликнул полицмейстер Корф, хотя на душе его кошки скребли.

«Как! – думал он в эту минуту. – Неужели то, что я знаю и о чем из боязни давно молчу, теперь начинается! А я здесь…»

Обшарив все шкафы, все углы, чуть не чердак Петергофского дворца, государь вернулся со свитой снова к маленькому Монплезиру.

Все сели около домика и сидели, не зная, что подумать и что делать…

Было уже далеко за полдень, часа три…

На дорожке парка, близ Монплезира, показалась фигура добролицего мужика с окладистой бородой. Корф сразу узнал своего спасителя.

Это был новый «Минин», Сеня. И теперь в эту трудную минуту если Сеня появлялся, то, конечно, не зря и не с пустыми руками.

Зная хорошо государя в лицо после своей беседы с ним в церкви Сампсония об иконах и идолопоклонстве, Сеня сам отличил Петра Федоровича и, подойдя к нему, протянул ему записку.

Государь узнал почерк и подпись француза Брессана, которого он сделал директором новой гобеленовой фабрики. Пробежав записку, Петр Федорович вскрикнул и онемел.

Брессан писал, что в Петербурге полная сумятица, бунт и три гвардейских полка и конная гвардия грабят и пьянствуют, а что он сам был свидетелем в Казанском соборе присяги, приносимой государыне от всех сословий…

И будто насмешкой судьбы не русский, не подданный, а чужеземец, француз первый извещал монарха о таком событии.

Слезы показались на глазах государя. Он взял себя за голову, тихо вошел в первую горницу домика и опустился на первый попавшийся стул. Все общество последовало за ним и будто помертвело от ужаса.

– Ваше величество! – выступил первым старик Никита Юрьевич Трубецкой. – Позвольте мне поехать в Петербург. Может быть, все это вздор. Я увижу все и привезу верные вести.

– Да, да! – бессознательно ответил государь.

И Трубецкой быстро исчез из Монплезира.

Не прошло десяти минут, как Шувалов обратился к государю с таким же предложением. Полагаться на хитрого Трубецкого, по его мнению, было нельзя, и он просил позволить ему съездить. После согласия он исчез. Вслед за ним тотчас же подступил сам канцлер Воронцов, и, вызываясь, если есть беда, предотвратить ее, точно так же он быстро покинул Монплезир.

Не прошло двух часов, как при государе оставались только женщины, а из мужчин не более трех-четырех человек.

Старик Миних преобразился с первой минуты, помолодел, и старые глаза его блестели ярче, быть может, так, как когда-то блестели под Очаковом.