Петля

Ослабил захват, и она, хватая воздух, губы облизала. На багровые следы на шее ее посмотрел, и словно от сна какого-то очнулся. Мне ведь правда только что хотелось сжать пальцы посильнее, чтоб забилась в моих руках. И это возбуждение дикое. Не к месту и не в тему. Ноги ее распахнутые моих касаются. Перед глазами — туман дурманящий, от которого голова кругом и дрожь по всему телу прошла. Я не понимал своей реакции острой на эту неожиданную близость, от чего взбесился еще больше.

— Мы уезжаем. На выход.

Она откашлялась, и, как только я отстранился, осторожно выпрямилась.

— К машине иди.

Медленно встала, вытягиваясь во весь рост в каких-то сантиметрах от моего тела. Я даже не подумал отодвигаться, наблюдал, как вести себя будет. Думал, она смутиться, но девчонка лишь вызывающе вздернула бровь, распаляя мой гнев еще сильнее.

— Боже, что я слышу. Ваше графство, — присела в реверансе, кривляясь — сами охранять будете? Хотя да, я понимаю, с такими придурками, как у тебя, разве что куриц сторожить… да и то…

— Удел любой курицы — стать чьим-то обедом… так что думай, перед тем как себя с кем-то сравнивать…

— Смотри, не подавись…

— Терпеть не могу куриное мясо, слишком пресное…

— Да уж, повар из тебя так себе…

— В машину. Быстро.

Развернулся к выходу и за локоть ухватил. Ни слова не произнес, просто потащил за собой, как куклу тряпичную. Она упиралась и вырывалась, выкрикивая ругательства, а я просто сжал руку еще сильнее, не обращая внимания на ее выверты, и шел в сторону машины.

— Пусти. Пути меня. Сволочь. Лапы свои убери. Ненавижу. Куда ты меня тащишь? — она молотила меня кулаком по плечу, пытаясь высвободить руку.

Охранники стояли, не шевелясь и остолбенело поглядывая друг на друга. Они не понимали, что должны сейчас делать — броситься помогать или на месте оставаться. Когда доволок ее до машины и к ручке двери потянулся, она вдруг выпалила:

— Да ты бы лучше жену свою так охранял. Может, в живых бы осталась, — я резко остановился и резанул по ней взглядом. Она сразу замолчала и побледнела. Сейчас и правда испугалась. Сильно. Почувствовала, что к чему-то очень болезненному прикоснулась, после чего к черту летит и терпение, и выдержка.

Швырнул ее на переднее сиденье так, что она ударилась о приборную панель. Зашипела и дотронулась рукой до разбитой губы, утирая кровь.

— Ты сама себе сейчас приговор подписала, дрянь малолетняя, — и со всей силы захлопнул дверь.

ГЛАВА 9. Лекса

Меня закрыли в совершенно пустой комнате и обкололи транквилизаторами. Я пролежала там несколько дней. Нет, меня никто не бил, ко мне заходили только затем, чтобы вколоть в вену очередную дозу. Когда я приходила в себя, у меня кружилась голова и рябило перед глазами. Но ненадолго, потому что тут же открывалась дверь и снова появлялись двое охранников. Один держал, другой перевязывал мне руку жгутом, находил вену и снова вводил какой-то препарат, от которого я мгновенно вырубалась, погружаясь в вязкую трясину полусна-полубодрствования.

Та дрянь, что мне кололи, вызывала жуткие кошмары, от которых я орала до хрипоты и билась о стены. Я видела их наяву. Мне казалось, что я тону в черном грязном болоте, и ко мне тянутся страшные и скрюченные руки, они тащат меня на дно. Я слышу голоса, которые говорят мне, что настала расплата. Единственное, чего я не знала, так это того, за что я расплачиваюсь.

Когда в очередной раз пришла в себя с окровавленными, поломанными ногтями, исцарапанная, растрепанная и грязная до невозможности — я поняла, что меня наказывают… Меня держат на препаратах, чтобы сломать. Чтобы я превратилась в бесхребетное существо, в овощ, с которым можно сделать что угодно.

Мне колют какую-то наркоту, и я не знаю, может, меня уже плотно посадили на героин, например, и теперь я зависимая наркоманка. Стало жутко… после того, как действие транквилизаторов прекращалось, меня одолевала жуткая депрессия, я смотрела в одну точку и мне хотелось разбить голову о стену, чтобы не чувствовать ту паническую тоску, которая накатывала волнами и заставляла корчиться, истекая холодным потом.

Значит, вот как он решил отомстить моему отцу — превратить меня в вонючую наркоманку, в конченое зомбиподобное существо, в зверя, нуждающегося только в одном в своей жизни — в дозе. Я не знала, что чувствуют наркоманы. Понятия не имела. И мне было страшно, что я превращаюсь в этот отброс, в огрызок человека. Это не страх, это первобытное ощущение дикого ужаса, что ты теряешь контроль над собственным разумом. Кто-то ломает твою психику, а не тело. Это намного страшнее.

Шатаясь, я ходила по комнате, облизывая пересохшие губы и прислушиваясь к малейшему шороху за дверью. Если они снова придут колоть меня — я буду биться головой о стены, но не дам им это сделать со мной снова. Я должна набраться сил и сопротивляться. Я же умная. Я что-то придумаю.