Преодолевая тошноту, заставила себя съесть еду, которая стояла на подносе с колесиками. Единственная мебель в комнате, кроме двери в туалет с унитазом и раковиной, и кровати. Здесь ничего не было. Даже окон. Похоже на подсобку, которую переделали в комнату. Видимо, все остальные дни меня не кормили, так как сейчас привезли какое-то жидкое пюре, бульон и нарезанное дольками яблоко. Это хороший знак, верно? Значит, меня больше не будут колоть?
Все так же шатаясь, я зашла в туалет и умылась, посмотрела на свое отражение и ужаснулась. На меня смотрела изможденная девчонка с синяками под лихорадочно блестящими глазами и пересохшими губами. Еще несколько дней такого режима — и я вообще перестану походить на человека. Осмотрела вены и подсчитала следы от уколов — ровно семь. Значит, я валяюсь здесь неделю. Ничего не помню за эти дни. Ничего, кроме моих кошмаров и жуткого состояния отходняка от препаратов, а потом повторное погружение в черную яму.
Сегодня меня не трогали, и в тумане я вспоминала, что как только приходила в себя, ко мне, тут же заходили и кололи опять, не давая прийти в сознание полностью.
Вздрогнула, когда в двери повернулся ключ, вцепилась пальцами в края раковины. Но вместо ненавистных охранников увидела Тамару Сергеевну. Она держала в руках аккуратно сложенную одежду и полотенце. Я больше не видела в ее глазах того сочувствия, которое читалось в них раньше. Видимо, ей все же вправили мозги. Она не поздоровалась со мной. Мне даже показалось, что она старается держаться от меня подальше. Не приближаться.
— Вам нужно помыться и переодеться — с вами хотят поговорить.
Наверное, неделю назад я бы послала ее куда подальше, но я не идиотка и быстро учусь. Я поняла, что следующая выходка будет мне стоить намного дороже. А еще дико хотела выйти из этих четырех стен, понять, где нахожусь и как долго. Я кивнула ей.
Постепенно переставало шуметь в ушах, и голова почти не кружилась. Я вышла следом за женщиной и пошла по длинному коридору вдоль бесконечных черно-белых стен. Потом я рассмотрю каждый угол этого роскошного огромного дома. Сейчас мне хватало сил на то, чтобы просто удерживать равновесие и не поддаваться панике, которая снова накрывала с головой. Больше всего я боялась потерять над собой контроль, и сейчас со мной происходило именно это. Я ничего больше не контролировала. Проклятому Воронову удалось меня напугать. Настолько сильно, что я была готова пойти на любые условия лишь бы снова не чувствовать себя беспомощно-сумасшедшей психопаткой с жуткими галлюцинациями.
Тамара Сергеевна завела меня в одну из просторных спален, включила свет и положила мои вещи на кресло.
— Теперь вы будете жить здесь, Александра. Помойтесь, переоденьтесь. Я приду за вами через двадцать минут. Он хочет поговорить с вами.
— Кто хочет поговорить? — собственный голос казался чужим и странным. Я прокашлялась и тронула горло пальцами.
Она посмотрела на меня, как на дуру. Ну да, кто еще может желать поговорить со мной, как не ее хозяин, которому она предана как собака. Впрочем, каждый здесь был ему предан. Они беспрекословно выполняли все ЕГО приказы, и я понимала, что стоит ему сказать им "фас" — меня раздерут на кусочки.
Потом у меня будет достаточно времени проанализировать всю ситуацию и свое окружение, чтобы осознать — мне не сбежать отсюда никогда. За мной следит даже прислуга.
Пока я стояла под водой и смывала с себя запах пота и недельную грязь, с трудом раздирала сбившиеся в колтуны пряди волос, я думала о том, что меня скорей всего кололи снотворными или успокоительными, но никак не наркотиками. Но это ПОКА. Мне просто дали понять, что может быть, если я попытаюсь снова выкинуть очередной фокус.
Я переоделась в аккуратное, простое бежевое платье до колен, высушила волосы феном и завязала их в хвост. Стало намного легче. Снова почувствовала себя человеком. Когда Тамара Сергеевна вернулась за мной, мне уже было намного лучше, и от недомогания осталась лишь легкая тошнота.
Теперь я с любопытством оглядывалась по сторонам. На стенах висели картины, скорее абстрактные. Все выдержано в очень строгих тонах. В европейском стиле. Никакой вычурности, никаких ярких цветов. Словно я не в доме, а в дорогущем офисе. Впрочем, именно таким я ЕГО и представляла — аскетом, минималистом. Чем-то это напоминало отца, но если тот любил белый цвет и окружал себя вычурной роскошью, придерживаясь строгой кипельной белизны, то здесь наоборот, преобладали черные и серые тона с серо-сиреневыми оттенками. Мне казалось, что этот дом, как и его хозяин, не умеют радоваться жизни, что здесь запрещено смеяться, улыбаться. Я не слышала голосов, шагов и привычной оживленности. Как будто здесь нет ни одной живой души, и даже собственные шаги отдаются глухим эхом, отталкиваясь от унылых стен.
Тамара Сергеевна завела меня в кабинет Воронова, предварительно постучав в дверь.
— Не заперто. Заходите.