Петля

Да, я понимала. Смотрела остекленевшим взглядом на ухо и чувствовала позывы к рвоте от вони и от самого осознания — отец ничем мне не поможет… Отец боится Графа и знает, что тот исполнит свое обещание. Значит… значит, рано или поздно меня и правда изрежут тут на куски, если даже папа в это верит. Задыхаясь, я в ужасе посмотрела на Андрея.

— Вы и правда собирались отрезать мне ухо?

Голос сорвался на истерические нотки, и я даже не поняла, как на глаза навернулись слезы.

— Нет, пока нет. Просто мне так удобнее. Прогибать его под себя и получать от него то, что я хочу.

— Ради каких-то ваших целей?

— Ради каких-то моих целей. Надо будет — я начну отправлять ему тебя по кусочкам, если он будет нарушать условия, которые я ему выдвинул.

Тот же тон, тот же тембр голоса, смотрит мне в глаза, а я близка к срыву, меня начинает колотить от отчаяния.

— А если бы так поступили с вашей дочерью? — крикнула я. — Если бы ее вот так кололи дрянью, угрожали, пугали, держали взаперти, чтобы вы сказали? Вам доставляет удовольствие издеваться надо мной.

Он ничего не отвечал, затушил сигарету пальцами, раздавив горящую часть.

— Ты будешь делать все, что я тебе скажу, поняла? Если скажу вылизывать в этом доме полы — ты будешь это делать. И да, доставляет. Определенно — да.

Я неожиданно для себя схватила вазу с тумбы и запустила ее в шкаф. Он даже не вздрогнул, когда осколки разлетелись по всему кабинету.

— И за это тоже придется заплатить, Александра. Ты никогда не интересовалась, после какой дозы героина человек уже не может избавиться от зависимости? Как думаешь, если ты станешь наркоманкой, твой отец будет тебя лечить или сразу пристрелит?

Я смотрела расширенными глазами на блестящий осколок стекла, медленно наклонилась и взяла его дрожащими пальцами.

— А может, лучше все прекратить прямо сейчас? Вы же этого хотите? Видеть, как я сломалась? Что, если я порежу вены у вас на глазах? Вы бы этого хотели?

Ледяная ухмылка и совершенно безразличный взгляд. Пожал плечами.

— Режь, если хочешь. На меня это не действует. Папу своего шантажировать будешь, а мне плевать.

— Не буду, — заорала, падая на колени. — Не заставите. Можете колоть чем хотите. Можете даже убить. Я не стану… не стану. Я вам не игрушка. Я не вещь. Я ни в чем не виновата. Я домой хочу. Я хочу-у-у домой. Выпустите меня отсюда-а-а-а-а-а, — у меня началась истерика. Сама не понимала, что делаю, глядя ему в глаза, несколько раз полоснула себя по запястьям, заливаясь слезами отчаянного бессилия.

— Не буду. Я домо-о-ой хочу-у. Сдохнуть хочу. Ясно? Вы добились своего — я хочу сдохнуть. Отпустите меня, пожалу-у-уйста-а-а. Мне страшно-о-о.

— Хватит.

В тот же момент он выдернул у меня из рук осколок, схватил в охапку и потащил в душевую. Толкнул под душ и включил ледяную воду. Я царапалась и пыталась вырваться, но Воронов снова схватил меня за горло и придавил к стене, обездвиживая. Ледяная вода лилась мне в глаза, на лицо, затекала за шиворот. Я жадно пыталась глотнуть воздуха, а глотала воду, но меня перестало колотить в истерике, я уже дрожала от холода.

— Холодно, — всхлипнула, пытаясь вырваться из его хватки — мне холодно.

— Успокоилась, дура малолетняя? — сквозь шум воды властный голос, и я медленно раскрыла глаза, глядя на его лицо вблизи. Стоит под водой вместе со мной. Такой же мокрый насквозь. — Чокнутая.

От холода зуб на зуб не попадал, а я смотрела на него сквозь пелену воды… на то, как капли катятся по его смуглой коже и как он держит одной рукой мои руки за запястья, а второй мою шею. Вода смывает кровь с порезов. И я понимаю, что и он порезался, когда выдирал у меня стекло. В черных глазах уже нет ледяного безразличия, они теперь иные… и мне кажется, я лечу туда, в омут этих расширенных зрачков, как в водоворот. Всего лишь в нескольких сантиметрах от меня. В радужках мое отражение и мокрые ресницы, такие длинные. Ослабил хватку на моей шее, большой палец прошелся по моей скуле.

Я перестала дышать, и сердце замерло, а потом забилось с такой силой, что у меня зашумело в ушах. Воронов смотрел на меня так, словно резал на живую, как лезвием. Словно его яростная ненависть материализовалась, и могла искромсать меня на куски. Она жгучая и живая. Огненная. Обжигает мне дыхание. Я судорожно втянула воздух, когда вдруг поняла, что он невольно скользнул взглядом по моему телу. Капли воды стекали по коже и мужской взгляд вспыхнул, когда задержался на груди с напряженными от прохлады сосками. Почему-то под этим взглядом по телу прошла волна жара.

Я опустила взгляд на его мокрые губы и снова посмотрела в глаза. Теперь его пальцы, сжимающие мои запястья, жгли кожу. И я вдруг подумала о том, что хотела бы узнать, каковы на вкус его мокрые губы именно сейчас… они холодные?