Петля

Я согласно кивнула и запустила в Павла хрустальной вазой. Пока горничные убирали осколки, а мой сторожевой пес прикладывал к шишке на лбу лед, я невозмутимо подпиливала ногти сидя на диване в новых туфлях и коротеньком черном платье, усыпанном мелкими стразами Сваровски. Да, я любила все блестящее, и пофиг что и кто об этом думает.

Когда послышались голоса, я насторожилась и снова отхлебнула шампанское из фужера. А вот и Их Светлость с гостями. И если он думает, что я правда буду сидеть здесь, как идиотка, и ждать, когда он, выпроводив гостей, снова запрется у себя в комнате, то он полный дурак.

К шестому бокалу мне уже стало весело. Я бросала взгляды на Павла и ждала, когда он выйдет хоть куда-нибудь. Не дождавшись, я потребовала, чтоб он лично принес мне шоколадное суфле и кофе с мороженым.

Он ушел, а я, распустив волосы и тряхнув кудрями, направилась в гости к Их Светлости. Надо же угостить Графа самым дорогим шампанским в Вене, и еще мне хотелось петь. Он же хотел, чтоб я для него пела. Вот я созрела. Буду петь.

Я даже не постучала, а толкнула дверь рукой и замерла на пороге с бокалом шампанского в одной руке и бутылкой в другой. Они сидели за столом. Человек пять, включая самого Андрея. С постными лицами, как на совещании, с открытыми ноутбуками. Обсуждали что-то на английском. Перед каждым минералка и бокал. Сделки, документы, проценты — черт, люди, Рождество же. У вас что, семей нет? Идите и веселитесь, всех денег все равно не заработать. Все дружно повернули ко мне головы, а я присела в легком реверансе.

— Ваша Светлость, Андрей Савельевич Воронов. Хоть вы и не католик, я решила поздравить вас и ваших гостей с Католическим Рождеством, — сказала по-английски, чтоб чопорные австрийцы тоже меня поняли. Один из гостей поздоровался, а я чуть не прыснула со смеху и перевела взгляд на Андрея.

Он смотрел на меня исподлобья, постукивая кончиками пальцев по столешнице. Да, мистер Невозмутимость, я посмела заявиться к вам без приглашения.

— Выйди. Александра, у меня важный разговор, — сказал по-русски, а я, наоборот, вошла в комнату и прикрыла за собой дверь.

— А Рождество — это еще важнее, Андрей Савельевич. Рождество — это светлый праздник, между прочим. Я же говорила, что ты зануда. Твоим гостям ужасно скучно, правда? — улыбаясь я посмотрела на одного из типов — лысоватый, с брюшком, на котором слегка разошлась рубашка и расстегнулась одна из пуговиц, он смотрел на меня во все глаза и глупо улыбался в ответ.

— Выйди, я сказал. Выйди и закрой за собой дверь, — Андрей говорил очень спокойно, но я видела, как сжались его скулы и потемнели глаза.

— Мне скучно, и я никуда не пойду. Я буду для вас петь.

Отпив шампанское, я села на стол и затянула рождественскую песенку "Сhristmаs Wrаррing". Наполнила бокал одного из австрийцев шампанским и залезла на стол уже с ногами.

— Александра, — рычанием, а я ему подмигнула и налила шампанского еще одному из гостей Воронова.

— Улыбайся, Воронов, они подумают, что так и надо. Видишь, какие довольные, оживились. Я ж говорила, что с тобой скучно всем.

Я продолжила петь, пританцовывая на столе и глядя на похотливый блеск в глазах гостей, на то, как они смотрят на мои ноги, а потом на Воронова, который явно готов меня расчленить прямо на этом столе, как рождественскую индейку. От мысли об этом стало жарко… мне невыносимо захотелось, чтобы мы с ним были здесь одни, и я бы танцевала только для него на этом столе.

Я подползла прямо к нему и потянула за галстук к себе, напевая припев и отпивая шампанское у него перед носом. Он схватил за запястье и сильно сжал.

— Или ты немедленно прекратишь это цирк, или…

— Или что? Придушишь меня при них? Улыбайся… Тебе идет, Воронов. Когда еще ты будешь улыбаться. У тебя есть персональный клоун.

— Идиотка.

— Наверное.

— Чтоб через секунду тебя здесь не было, я сказал. Они вообще тебя приняли за шлюху по вызову.

— Может, не станем их разочаровывать?

— Вон пошла. Сейчас, — очень спокойно и не повышая голос ни на тон.

Я выдернула руку, поднялась в полный рост и прошлась по столу, виляя бедрами, спрыгнула на пол, послала гостям воздушный поцелуй и ушла к себе в комнату.

Он зашел сразу после меня и захлопнул за собой дверь, а потом, схватив за горло, впечатал в стену, чуть приподнимая вверх.

— Никогда больше не делай так. Никогда не смей нарушать МОИ правила, Лекса. И запомни, ты жива только потому, что мне это надо, но я в любой момент могу передумать и отправить твоему папочке твое тело в цинковом гробу. Ясно?

Я смотрела на его бледное лицо, цепляясь за запястье и чувствуя, как становится тяжело дышать. Он в ярости и все равно говорит очень тихо и спокойно, а мне кажется, что вот это спокойствие хуже крика, хуже злости… оно режет меня на куски.

— Я спросил — ясно?

— Нет, — нагло и хрипло, с вызовом.

Несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом разжал пальцы и вышел из комнаты, хлопнувв дверью так, что у меня в ушах зазвенело.