Лагерь археологов оказался большим, хотя и малолюдным. Часть палаток была техническими помещениями, а не жилыми. В самой большой и высокой – настоящий дом то ли из брезента, то ли из какого-то современного материала, названия которого я не знал, – находилась, как сказал Рома, камералка.
– Что? – я не понял.
– Ну, склад находок, грубо говоря. Походная лаборатория.
Метрах в двадцати, ближе к реке, располагалась столовая – высокий навес с длинным столом и лавками, кухней за занавесками.
Рома с Дариной сходили на кухню.
– Ребята ещё в поле, ужин будет через час-полтора. Потерпим?
– Потерпим, – кивнул Белый, и я следом.
И Лера твёрдо сказала:
– Потерпим.
– Может, всё-таки съешь печенья? – Мы не обедали.
– Нет, я со всеми.
До раскопа было далековато, на него решили сходить завтра, а сейчас отправились смотреть то, что нашли ребята за два с половиной месяца.
– Сначала на Саянском водохранилище копали, – говорил Рома, – пока там вода низкой была, а в конце июня сюда переехали.
– Здесь уже седьмой год, – добавила Дарина.
В палатке нас встретила… Вот опять: напишу «встретила девушка лет сорока» – будет смешно. Напишу «женщина лет сорока» – представится именно женщина. А она выглядела как девушка, но ей было явно сорок или за сорок… Таких девушек-женщин теперь много. Подтянутые, сохраняющие следы девичьей свежести, отсвет юности. Впрочем, будь мне не сорок пять в момент нашей встречи, а лет двадцать, я бы вряд ли сомневался, как её обозначить. Штампанул бы: «сорокалетняя сухощавая женщина». Теперь же приходится задумываться, выбирать, делать такие вот нелирические отступления.
– Это Ира, наш хранитель, – представил её Рома, – всё найденное мы передаём ей. Ир, покажи, пожалуйста, что накопали.
Ирина не проявила особой радости, но постепенно увлеклась, рассказывая, что на самом деле такое вот этот сгусток чего-то землисто-зелёного или вот эта ржавая полоска металла, частью чего являлся черепок размером с ноготь мизинца, – и через несколько минут уже улыбалась, голос сделался звонкий, молодой.
– А вот что Роман нашёл, – открыла одну из картонных коробочек, – кажется, это очень редкий образец…
Вынула довольно большую и толстую пластину, на которой был изображён бык со свирепо сдвинутыми бровями и раздутыми ноздрями.
– Сложно пока сказать, к какому времени относится эта деталь поясного набора, но если к эпохе звериного стиля, то нас всех можно будет поздравить.
– С чем? – спросил я.
– В то время животных и зверей изображали почти всегда в профиль, а здесь – в анфас. Подобных изображений очень мало. Тем более чтобы зверь смотрел словно бы нам в глаза.
– И как ты нашёл?
Рома, человек по натуре застенчивый, подёргал бороду:
– Не знаю… повезло…
– Обнаружена эта пряжка в зоне Саянского водохранилища. Мы ведём там раскоп каждые май и июнь, когда происходит сброс воды. – Голос Ирины стал официальным, как у экскурсовода. – В основном находим захоронения времён хунну, но встречаются и более ранние предметы, украшения. Скорее всего, эта находка из более раннего – четвёртый-третий век до нашей эры…
Во время рассказа она с умилением и тоской посматривала на Леру. Я забеспокоился: мало ли… А Лера косилась на ряды обёрнутых целлофаном черепов на стеллаже.
Потом был ужин. Археологи – молодые парни и девушки, в основном волонтёры из Питера – с удовольствием ели привезённые нами скумбрию, помидоры, яблоки, а мы с Лерой и Белым налегали на пахнущую дымом гречку с тушёнкой.
За ужином распили две бутылки водки, потом часть людей ушла спать или заниматься своими делами, а человек десять сели вокруг костра на берегу Эрбека.
Среди них оказалось двое моих читателей, Юра и Слава. Они всё повторяли, что не верят, что к ним заехал «живой Сенчин», расхваливали мои книги, советовали читать их остальным, спрашивали о таких деталях из разных повестей и романов, которые сам я не помнил.
Мне было неловко, я пытался перевести разговор на другое, останавливал хвалебные монологи предложением «давайте лучше накатим». Да, мне было неловко, но в то же время я с удовольствием чувствовал горделивый взгляд Леры…
– Ты в Москве ведь? – спросил Юра, как и большинство парней здесь, бородатый, в клетчатых широких шортах и растоптанных сандалиях.
– Да, давно.
– Не скучаешь по Туве?
– Да не особо. – И я усмехнулся, придумав оригинальный ответ: – Всё чаще в Москве себя чувствую как в Кызыле.
– В смысле?
– Столько стало… это киргизы, скорее всего. Но и язык похож на тувинский, и ведут себя так же.
Кто-то из девушек – девушки выглядели свежими, чистенькими, все в бриджах, с голыми загорелыми икрами и руками – не согласился:
– Киргизы – мирные.
– Это пока их относительно мало. Но численность стремительно растёт. Лет через пятьдесят посмотрим.
– Да ладно.
– А что – в восьмидесятые Кызыл был абсолютно русским городом. Ну, русские, украинцы, евреи, армяне. Скажи, Ром.
Рома качнул головой. Но промолчал.
– А теперь, – досказал я, – от Чадана не отличишь. Большое стойбище.