Петля Арахны (СИ)

— Миссис Крэбб сперва, пожалуй, а потом и миссис Гойл, если вы будете так добры, конечно…

— Миссис Крэбб вроде бы в лазарете уже.

— Ах, я боялась! — воскликнула Нарцисса, прижав руку ко лбу, и нырнула в узкий коридор. — Я так и знала, что застану её уже там. Бедные! Бедные мои подруги… Жертвы безжалостных глупых традиций и деспотичных мужей. Как подумаю, что участь их могла бы ожидать и меня…

— Ну, ваш-то муж в этом смысле оказался совсем не промах.

— Не смейте больше называть этого человека моим мужем, — строго сказала она. — Будьте ко мне милосердны, прошу.

— Но вы ведь сами его выбрали, должно быть, когда-то?.. — хмыкнул недоверчиво тот.

— Ах, Фрэнк! Вы просто не знаете, что такое родиться в семье, где вся твоя судьба уже предрешена наперёд, — покачала она головой. — Наши родители ведь договорились обо всём за нас, когда мы ещё были детьми…

— Но одна из ваших сестёр ведь нарушила каким-то образом эту традицию, насколько мне известно?

— Да, но какой ценой! — кивнула она. — Ей пришлось отречься от нас всех! Это была страшная трагедия для нашей бедной матери. Я помню это как сейчас… Что было бы с нею, если бы и я — её любимая младшая дочь посмела отказаться выходить замуж за человека, которого она выбрала для меня, пусть он даже и приходился мне троюродным братом?.. Такие уж были нравы! И я совершила этот акт самопожертвования лишь из любви к ней. За что меня нельзя винить…

— Стало быть, муки ваши кончились теперь? — вздохнул Фрэнк.

— И то, правда, — губы её дрогнули в слабой улыбке. — Никак не поверю в это. Каждую ночь мне снятся кошмары о моей несчастной жизни в его ужасном поместье и каждое утро, обнаруживая себя уже не в тех страшных стенах, я заливаюсь слезами и неустанно благодарю Высшие Силы!

— Неужели же жизнь с ним была так противна вам?

— Вы просто не знаете, что это за человек, Фрэнк! А кроме того я боялась… Я вынуждена была терпеть его деспотичные порядки ради сына. Кто я, в конце концов, такая? Лишь слабая женщина — раба патриархальных нравов, — она судорожно вздохнула и, зажмурившись, приложила ладони к своим горячим щекам. — Ах, я так разоткровенничалась с вами, мистер МакКиннон! Прошу простите меня. Такое поведение совсем не подобает благородной леди. Надеюсь, вы извините мне эту слабость?

— Ну что вы, миссис Малфой. Вы можете делиться со мною своими горестями, если у вас есть в том нужда. Я никому никогда об этом не скажу, — и, остановившись перед дверью в комнату для свиданий, он добавил: — Я всегда буду рад оказать любую поддержку такой удивительной хрупкой женщине как вы… простите.

Он отвёл взгляд. Нарцисса же, напротив, уставилась на него с искренним изумлением, ощущая как внутри неё разрастается торжествующее ликование: этот жалкий маленький человечек, стареющий и лысеющий бобыль, попался на её крючок, как глупая мошка в старательно сплетённую коварным арахнидом паутину.

— Я никогда не забуду вашей доброты, Фрэнк… будьте уверены, — с благоговением выдохнула она, аккуратно погладив его по плечу, отчего он сейчас же густо залился краской и, кашлянув, распахнул перед ней дверь.

Миссис Крэбб не смогла в тот день дойти до комнаты свиданий, после чего умерла в лазарете. Нарцисса присутствовала при этом, держа подругу за руку до её последнего сорвавшегося с бледных губ вздоха, в котором слышалось одно лишь слово — «Винсент». Когда-то, три года назад Нарцисса точно также уже провожала в последний путь в этом же лазарете и миссис Паркинсон.

А после этого она встретилась с миссис Гойл, с которой они просто помолчали, и затем, уже поздним вечером Нарцисса вернулась наконец домой, где её ожидало пришедшее в её отсутствие письмо с греческим штампом.

Господин Калогеропулос, приславший его, настоятельно просил свою «милостивую Госпожу» простить ему эту смелость и сообщал, что после их расставания, никак не смог выбросить её из своей лысой головы. Он также зачем-то сообщал Нарциссе о своих благотворительных проектах, до которых ей, конечно, не было никакого интереса, и справлялся о её собственных делах.

Пока Нарцисса читала этот скучнейший в её жизни опус — намерения отвечать на него у неё не имелось, однако, стоило письму подойти к концу, а ей вновь обнаружить себя в одиночестве сидящей на диване в доме своих родителей, как мёртвое лицо миссис Крэбб сейчас же возникло пред её внутренним взором. Нарцисса вздрогнула. Идея занять себя чем угодно, пусть даже сочинением письма, дабы отвлечься от этих тлетворных картин уже не показалась ей такой смехотворной, а потому она села за письменный стол, взяла в руки чистый лист пергамента, перо и начала писать старику ответ, в котором долго и пространно рассуждала о жизни в Британии и своей скорби по безвозвратно ушедшим временам.

А потом началась осень и Нарцисса отправилась в Америку, к Драко — любимому своему сыну и единственному, пожалуй, важному интересу её жизни, который покинул её, забрав жену и ребёнка три месяца назад, спустя две недели после их с Люциусом развода.