Петля Арахны (СИ)

— «…Я, конечно, была для него в отличие от вас никем. Так, только средством для достижения его не всегда чистоплотных намерений, однако же вы-то были законной женой, а потому вам-то куда более тяжело, должно быть, сносить всё случившееся. Но потому и смею вам писать. Дело в том, что бедный мой брат сейчас сидит в Азкабане, и я никак не могу найти себе покоя от этого, ведь он мало в чём был виновен и в первый раз, когда его туда посадили, а уж впоследствии-то — тем более. Вы, конечно же его сразу вспомните, ведь шесть лет назад, при обстоятельствах всем нам известных, он довольно часто бывал в вашем доме, а потому и состояние его в котором он пребывал и после своего первого побега и потом не могло не продемонстрировать, что он едва ли был способен на какое-либо сильное зло. А у вас я знаю, много влияния, вы уважаемая особа, что тогда, что сейчас и быть может вы могли бы мне помочь делом или хоть бы советом, как бы мне можно было бы вызволить Ральфа из тюрьмы…»

— Ральфа? — выдохнула Нарцисса, выпрямившись и уставившись на домовика.

Глаза её секунду назад ещё круглые от полного непонимания всей этой едва ли осмысленной белиберды, угрожали и вовсе выпасть теперь из орбит.

— «…Так вот, буду очень вам признательна за ответ. С глубочайшей искренностью, М.М.», — закончил читать письмо домовик.

— М.М.? — переспросила Нарцисса, не веря своим ушам, и повторила, срывающимся голосом: — М.М.?!

— Да, мисс Цисси, — кивнул, нахмурившись, домовик. — Так и написано…

— М.М.! — ещё раз с возмущением выдохнула та, вскакивая с места и начиная беспокойно ходить по комнате.

Руки и подбородок у неё затряслись от негодования и обиды. Нарцисса сразу поняла, чьё имя скрывалось под этими инициалами: Мирелла Мальсибер — та самая отвратная девица, с которой на протяжении пяти лет в своё время путался её муж; та самая немытая шваль, которая без капли стыда нагрянула как-то в их дом средь бела дня в старомодном истёртом бархатном платье.

— Дай сюда письмо! — рявкнула Нарцисса, вырывая испещрённый отвратительным мелким почерком пергаментный листок из рук домовика.

Всё ещё не веря в происходящее, она пробежалась прищуренным взглядом по строчкам, остановившись на имени «Ральф» и подписи внизу.

— Да как ей в голову вообще могло прийти, что я… — задохнулась Нарцисса.

Она заходила по комнате ещё более напряжённо, ощущая как жар разлился по её лицу.

— Падаль бессовестная! Шваль! — говорила она, грудь её беспрестанно вздымалась. — Да как она посмела?! Тварь… гадкая тварь! Писать мне… мне! Тёрлась с моим мужем, грязная потаскуха, а теперь помощи просит?! Гадина. Змея. Паскудная дрянь!

— Ай, мисс Цисси! Ну как же так можно, мисс Цисси, — причитал домовик, хватаясь за уши и оттягивая их вниз. — Маменька бы ваша не одобрила таких слов…

— Ишь чего пожелала! Братца своего подлого вытащить из Азкабана! — не слыша его, продолжала она. — Да там ему и самое место мерзкому доносчику! Всем им там самое место! Всей семейке! Грязное отребье! Падаль никчёмная!.. Да что б им провалиться всем!.. — орала она так, что голос её гулким эхом разносился уже по всему дому. — Пишет она мне из Венгрии! Похожи мы с ней… Да что б меня мантикоры сожрали если я хоть на грамм стану когда-нибудь похожа на эту грязь!

Кровь так ударила Нарциссе в голову, что ей стало невыносимо жарко. Лицо её горело, в горле застыл ком, который едва ли позволял сделать вдох, и она отчаянно хватала ртом воздух, ощущая, будто сердце её вот-вот лопнет. Испугавшись не на шутку за свою жизнь, она выпустила, в конце концов, мятое уже письмо из рук, рухнула на диван и, уткнувшись лицом в сгиб локтя, горько разрыдалась.

На следующий день Нарцисса, тем не менее, нашла в себе силы ответить на это письмо — она всё-таки была леди, и оставить просящего у неё помощи человека совсем без внимания, была просто неспособна. А, кроме того, она не желала показывать этой мерзавке, что та вообще могла задеть её каким-либо образом. Держать лицо — вот, что Нарцисса умела в своей жизни лучше всего, и было совсем неважно, что делать это ей приходилось теперь перед такой, не стоящей и единого её пусть даже седеющего волоса, негодной паршивкой.

В ответном своём письме Нарцисса самым что ни на есть выдержанным тоном, извинилась перед Миреллой, сказав, что к несчастью совершенно не имеет никаких возможностей, дабы помочь ей претворить задуманное в жизнь. Она также сообщила, что для воплощения подобного желания, — если Мирелла, конечно, только не откажется от него совсем, — ей, безусловно, потребуется очень много денег, подобно тому, сколько их есть разве что у греческого миллиардера Кербероса Калогеропулоса, но, что даже их наличие не гарантирует ей ровным счётом никакого успеха. А также, что она питает самую искреннюю надежду, на исключение всякой возможности их дальнейшей переписки.

Греческого мецената Нарцисса упомянула в письме тогда совершенно без задней мысли, исключительно ради красного словца, дабы продемонстрировать глупой девке, как далека та была от желанного её брату исхода.