Петля Арахны (СИ)

— Я в восхищении, Люциус! — произнесла вдруг Мирелла. — Ты так многого добился за эти годы!

— Благодарю, — кивнул он, не одарив её и взглядом.

— Нет, правда! Не могу даже представить, через что тебе, вероятно, пришлось пройти, чтобы очистить своё имя, — она тронула его за запястье, и Люциус тут же отдёрнул руку.

— Поступки человека обычно говорят сами за себя, мисс Мальсибер, — сказала Гермиона. — У любого есть шанс вернуться к нормальной жизни, если он того действительно хочет.

— Ваша правда, миссис Малфой, — кивнула она. — И поверьте, я знаю об этом не понаслышке…

— Интересно, каким был ваш путь после того как вы покинули Британию? — Гермиона решила не ходить вокруг да около.

— После того, как я бежала в Европу из-за преследований Пожирателей, во главе с моим собственным братом? — уточнила та.

Люциус поперхнулся вином.

— Да, — улыбнулась Гермиона, добавив: — Простите моё любопытство.

— Ничего, я готова рассказать вам об этом, — кивнула Мирелла. — Я скрывалась в Швейцарии первый год. Затем отправилась в Венгрию. Там у меня были знакомые заводчики драконов. Я даже работала вместе с ними какое-то время. Но это было не моё… Я не могла жить в лесу в оторванности от цивилизации, от людей, а потому перебралась на Балканы, где пробыла года два, остановившись, в конце концов, в Греции, на Крите. Там-то я и познакомилась с Керберосом, — она обратила на мецената нежный взгляд. — Он был ко мне добр, фактически заменил отца.

Люциус снова поперхнулся, закашлявшись на этот раз сильнее прежнего. Гермиона метнула в него неодобрительный взгляд.

— Так значит, вы знакомы уже не один год? — уточнила она у Миреллы.

— Три года, если быть точным, — подал голос сам грек. — Мирелла говорит, что это я к ней был добр. Но на самом деле — это она помогла мне. Я тогда как раз только потерял жену. Дочь уехала изучать древнюю китайскую колдомедицину в Азию, и мне было очень тоскливо. Я совсем не знал, как жить дальше. Я стар, миссис Малфой. Куда более чем вы можете себе представить!.. В тот момент я был болен. Мне была нужна сиделка. И тут я встретил Миреллу в одном маленьком кафе в крохотной магической деревеньке в самом сердце Крита. Она была такой потерянной. Сказала, что ей некуда идти, и я предложил ей работу.

На глазах у Миреллы выступили слёзы, и она украдкой стёрла их шёлковым платком, который извлекла из маленького бархатного редикюля.

— Очень трогательно, — расплылся в хищном оскале Люциус.

— Действительно трогательно, мой мальчик, — очевидно не уловив сарказма, подтвердил грек. — С тех пор я не знаю забот! Мирелла никогда меня не покидает! Она оказалась такой веселой, открытой девочкой!

— Ну, не такая уж я и девочка, Керберос, — хмыкнула та.

— Ах, дорогуша, когда ты будешь в моём возрасте, все люди младше шестидесяти будут казаться тебе детьми! А тебе и сорока-то ещё нет, конечно же ты девочка!

— А у вас самого, значит, только одна дочь? — спросила Гермиона.

— Нет, милочка, вообще-то у меня много детей. Все они рассеяны сейчас по этому миру…

— Живут в разных странах, то есть? — улыбнулась она.

— Нет, буквально, — протянул он, неуклюже насаживая на вилку креветку. Мирелле даже понадобилось придержать ему руку. — Рассеяны… То есть прах их развеян был по ветру. Я сам его развеивал, то над морем, то над полем…

За столом на мгновение воцарилось молчание, прерванное в конце концов длинной трелью птички. Люциус повёл бровью.

— А что же последняя дочь, — набравшись смелости, снова заговорила Гермиона. — Ну, та, которая в Азии?

— А что с ней? — удивился Керберос. — Жива, здорова. Выжидает… Выжидает…

Гермионе, которая в этот момент ела изумительно приготовленный говяжий тар-тар, стало внезапно не по себе. Она отложила вилку и нож.

— Я не понимаю, — выдохнула она. — Выжидает чего?

Над столом пронёсся свистящий смех грека, которому вторил несколько беспокойный голос птицы. Гермиона взглянула на него несмело и обнаружила, что старик смотрел на неё с нескрываемым любопытством.

— Выжидает, когда же ей уже дадут разрешение подняться в какой-то там особенный монастырь, где сидит какой-то особенный китайский мудрец, способный передать ей древние знания. Не заслужила ещё видно!

— Ах, в этом смысле! — воскликнула Гермиона.

— А вы, что подумали милочка? Моей смерти?

— Нет, ну что вы! — она вспыхнула.

Птица в этот момент издала особенно громкий и, как показалось Гермионе, жалобный крик.

— Если хотите знать: дети мои поперемёрли не потому, что я имею к тому какое-то отношение. Хотя с другой стороны, должно быть, и имею, я же их всё-таки породил… Однако же умерли они потому, что и сами были уже стары. У меня в жизни было несколько жён. И последней моей дочери тоже уже немало лет… Это, кстати, её подарок.

Он любовно погладил клетку.

— Я как раз собиралась спросить, что это за птичка, — сказала Гермиона.

— Синеголовая тимелия. Родом из Китая. Очень редкий, исчезающий вид…

— Как жаль, что она сидит в этой клетке, — в сердцах произнесла та. — Она так жалобно поёт…

— Это вам только кажется, поверьте, — улыбнувшись, сказал старик.

— Надеюсь, вы выпускаете её полетать?