Петля Арахны (СИ)

— С какой целью ты приехала сюда? — металлическим голосом произнёс тот, неотрывно глядя ей в глаза.

— С целью сопроводить моего друга, конечно же. Керберос и правда уже очень стар и немощен, как ты мог заметить. Я не могла позволить, чтобы он поехал один.

— Я знаю тебя, — выдохнул Люциус, делая шаг по направлению к ней. — Тебе меня не провести.

— Ах, Люциус! — она засмеялась, но смех её был совсем невесёлый. — Ты стал очень мнительным за эти годы… Поверь. Всё это лишь веление судьбы, не более. Была бы моя воля — я бы и вовек не ступила вновь на эту проклятую британскую землю.

— В это я верю, — ноздри Люциуса раздулись. — Но это не отменяет того факта, что цель твоего прибытия может быть несколько иной, чем ты желаешь показать.

— Ты всё слишком усложняешь, — она тоже сделала шаг и, оглядев Люциуса с ног до головы, добавила: — Раньше ты был не таким нервным. Очевидно, жизнь с этой маленькой грязнокровкой под одной крышей совсем тебя довела.

Рот Люциуса раскрылся в широком кровожадном оскале.

— Никакая ты не несчастная затравленная братом и Пожирателями бедная овечка, — выплюнул он, подойдя к ней почти вплотную. — Ты можешь притворяться жертвой столько, сколько угодно, но бесполезно пытаться провести меня. Я знаю о тебе всё.

— О да, Люциус, — она подняла руку и положила ладонь ему на грудь. — Ты знаешь меня как никто… Конечно, ведь это ты создал меня такой, какая я есть.

Лицо Люциуса исказилось от отвращения, и он скинул с себя её руку, будто это было что-то грязное.

— Не пытайся переложить на меня ответственность за собственную судьбу. Я не причастен к тому, как она сложилась.

— Ты хоть сам-то себе веришь, Люциус? — улыбнулась она. — Мне было семнадцать. Мой отец и брат сидели в Азкабане, а ты был взрослым мужчиной, жена которого после рождения сына настолько погрузилась в его воспитание, что попросту перестала уделять внимание тебе… Как приятно, должно быть, было растлевать меня, использовать во всех своих грязных играх, подкладывать под нужных тебе людей…

— Растлевать? — выплюнул Люциус. — Там нечего было растлевать! Ты была порочна, как ни одна другая дешёвая шваль, пытавшаяся позариться на моё состояние. Ты с радостью принимала участие во всём и предлагала себя сама просто потому, что ты всегда была ненормальной! В то время мне просто было плевать на это, потому как я был распущенным, самовлюблённым, высокомерным. Мне нравилось, когда кто-то с неподдельным благоговением мог вылизывать мои сапоги.

— Думаешь, ты изменился? — губы её расплылись в улыбке. — О нет, ты просто стал старше, да, быть может… Но в душе, глубоко внутри ты остался прежним. И если уж ты знаешь меня, то я, в свою очередь, очень хорошо знаю тебя. Мужчины имеют забавное свойство делиться с любовницами тем, чем они никогда не поделились бы ни с женой, ни с возлюбленной… Помнишь, как нам было хорошо? Какие забавные вещи мы с тобой вместе творили. А с этой грязнокровкой тебе также хорошо?

Она провела пальцем с длинным лакированным ногтем по щеке Люциуса, и неприятная дрожь пронзила всё его тело от самой макушки до пальцев ног. Отрывая её руку от своего лица, он сжал её запястье так сильно, что кулак его побелел от напряжения.

— Не смей, — тяжело дыша, произнёс он. Веки его дрожали от едва сдерживаемой ярости.

— Да, Люциус, нам было с тобой хорошо, и ты это помнишь, — прошептала она будто бы и вовсе не чувствуя боль, которую он ей причинял. — Уж я-то знаю, что тебе нравится на самом деле и уверена, что эта девчонка просто не способна на те вещи, которые для тебя делала я.

— В отличие от тебя, ей это и не требуется, — он сжал её руку ещё крепче. Рот у Миреллы слегка приоткрылся. Она, однако, не издала ни единого стона. — У неё другая роль. Она не просто какая-то грязная дрянь, времяпрепровождение с который становится увлекательным изучением того, на сколько ещё она может пасть ради тебя. Гермиона — моя жена. Статус, о котором ты могла только мечтать.

— Мечтать? Насмешил! — выдохнула она. Её и без того бледные пальцы начали постепенно синеть. — Меня никогда не прельщала эта незавидная должность, поверь. Глядя на терпевшую весь твой разврат Нарциссу, я никогда не жаждала быть на её месте… Уж лучше быть швалью, чем обманутой и нелюбимой женой!

— Убирайся из Британии, — прошипел Люциус. — Исчезни… Испарись.

— Тебе нравится это, не так ли? — с придыханием спросила она. — Держать вот так меня за руку? Сжимать её, причинять мне боль и знать, что я её чувствую, но терплю. Тебе всегда нравилось причинять боль… Ты не из тех романтиков, готовых довольствоваться нежными поцелуями и объятьями. Ты любишь властвовать! Ты любишь, чтобы тебе подчинялись, раболепствовали перед тобой!

Челюсти Люциуса скрипнули, и он грубо разжал кулак, так, что Мирелла отшатнулась в сторону.

— Что тебе надо от меня? — спросил он. — Какой у тебя план?