— Вот и мои родственники не были способны принять другой уклад, они не понимали, как можно не следовать семейным традициям. Моё детство, мистер Поттер, было тоже не самым обычным. До одиннадцати лет я жила с родителями, конечно. Мой отец был открытым Пожирателем Смерти, но я в силу возраста не до конца понимала происходящего. Когда же мой брат, учась на старших курсах школы, тоже примкнул к Волдеморту, я гордилась им. Я любила своего брата и была счастлива, что тот пошёл по стопам отца. Мы были очень близки… Ральф был для меня всем миром, если хотите, который в одночасье рухнул для меня, после того мгновения, когда Волдеморт пал, совершив свою неудачную попытку вашего убийства, и их вместе с отцом, посадили в Азкабан. Это был мой первый год обучения в Хогвартсе. Стоит ли говорить, какими были мои последующие годы?.. Мать пила. Она оказалась слабой, не вынесла удара и моим воспитанием не занималась. Я жила сама по себе терпя нападки и унижения со стороны окружающих меня сверстников, потому что они не были детьми Пожирателей, а я была. Потому что у них был кто-то, кто мог их защитить, а у меня не было никого!.. Хогвартс стал для меня адом, который длился семь лет; родной дом, был клоакой депрессии и тлена. Поэтому я не знаю, что ответить вам на ваш вопрос, мистер Поттер. Я не знаю, что я чувствовала, когда мой брат, в конце концов, умер. Потому как на самом деле он умер для меня ещё тогда, когда в первый раз попал в Азкабан, променяв меня, свою собственную сестру, на Тёмного Лорда.
За столом воцарилась тишина. Керберос, молча, взял Миреллу за руку, и она благодарно её пожала.
— Простите, что вынудили вас вспомнить всё это, — тихо сказала Гермиона. — Я хочу выразить вам благодарность за то, что вы поделились, хотя и не были обязаны… Этот допрос и правда был весьма бестактным с нашей стороны. Быть может, вы и не поверите в это, но все мы здесь сидящие можем понять, через что вы прошли. В конце концов, война принесла немало потерь нам всем…
— Я ни сколько не в обиде на вас, миссис Малфой, — примирительно улыбнулась та. — Вы с мистером Поттером герои этой войны. Вы одни из тех, кому все мы, так или иначе, обязаны воцарившимся миром, и я понимаю вашу предосторожность, конечно…
— Спасибо, — выдохнула Гермиона.
— Что ж, — протянул Люциус, лицо которого оставалось всё это время беспристрастным. — Всё это очень мило, но вечер наш к несчастью подходит к концу, так что, с вашего позволения, я должен взять на себя последнее слово и поблагодарить собравшихся за участие в сегодняшнем мероприятии.
С этими словами он поднялся со своего стула и пошёл выполнять озвученное.
***
По возвращении домой Гермиона была молчалива. Прошедший вечер немало утомил её, и она хотела теперь только одного: прийти в комнату Розы и обнять свою дочь. Роза, однако, уже спала, уложенная мистером Бэгзем — эльфом-домовиком, который вот уже более двух лет служил в их поместье. Тревожить ангельской сон дочери, Гермиона, конечно, не стала. Она просто стояла над её кроваткой, опершись о перегородку, и смотрела, смотрела на её лицо, впитывая глазами каждую её черту.
— Гермиона, ты здесь? — Люциус вошёл в комнату. Он уже принял душ и переоделся в свой богато украшенный вышивкой тёмно-зелёный домашний халат.
— Да, — кивнула она. — Не могу налюбоваться ею. Как она невинна. Как чиста… и не подозревает ещё об ужасах этого мира…
Слабо улыбнувшись, Люциус подошёл к Гермионе и дотронулся, едва касаясь, до её спины. Она взглянула на него своим усталым взглядом и, вздохнув, уткнулась ему в плечо.
— Как ужасно порой распоряжается жизнь, Люциус… Как эгоистичны люди, родители, которые ставят свои интересы и чьи-то безумные идеи выше интересов своих детей, жертвуя их невинностью…
— История Миреллы, очевидно, произвела на тебя неизгладимое впечатление, — констатировал тот.
— А на тебя нет? — она вскинула на него глаза.
— Я знаю эту историю уже очень много лет.
— И именно поэтому ты позволил себе пойти за ней в туалет и, очевидно, пытался вытрясти из неё признание, не так ли? — Гермиона нахмурила брови. — Я видела след у неё на руке. И я очень хорошо знаю, как получаются такие следы…
Она потёрла собственные запястья. Люциус поморщился.
— Что ж, в отличие от тебя я и женщину эту знаю не один год. И в отличие от тебя же меня не так-то просто разжалобить слезливой историей о несчастном детстве. У меня тоже есть похожая история: мать, погибшая, когда мне не было ещё и пяти, жестокий отец… У кого из нас нет такой истории? Но не стоит делать ей из-за этого скидку.
— Я не делаю ей скидки, Люциус, — вздохнула Гермиона. — Мне просто жаль её, хотя я и знаю, что она врёт. Во всяком случае, о том, что касается их с Керберосом знакомства…
— И он потворствует ей, — мрачно добавил Люциус. — Не знаю, с какой только целью. Быть может ему просто весело участвовать в её играх или же у них есть совместный план… Однако врут они оба и это самое отвратительное.
Ноздри Люциуса раздулись от негодования.