Фрэнк, надо сказать, совершенно не имел понятия, куда именно после своего освобождения отправился Ральф. Он не знал, кем был старик, под чьей личиной тот покинул Азкабан, и вернулся ли ему вообще прежний облик — в суть проведенного тогда ритуала он не особенно вникал, а потому, когда через два года в газетах запестрили заголовки, будто Люциус принимает в своём лондонском филиале Фонда некого греческого мецената — Фрэнк даже и не понял о ком в действительности шла речь. Фотографий грека в газетах при этом не бывало — богач, из суеверий, мол, не любил выставлять себя на показ, а потому, когда однажды ночью Фрэнку в Азкабан от Нарциссы пришло письмо, в котором она торопливым почерком сообщала, что Люциус нынче собрался выкопать тело Ральфа из-под земли и что тот должен помочь ему сделать это, выпустив под самый конец из сектора «С» Плеггу Паркинсона, с которым она сама обо всём уже давно договорилась — Фрэнк мало что понял, но, безусловно, очень обрадовался.
Когда Люциус заявился следующим утром в Азкабан, Фрэнк был в удивительно приподнятом настроении. Огорчило его только то, что Люциус, совсем не узнал его… Его — человека, который положил свою жизнь, на сбор информации о нём, человека с которым однажды, пусть и когда-то очень давно он сразился в битве, в доме несчастной Марлин, образ которой за эти годы совсем, впрочем, истончился в сознании Фрэнка. Он, признаться, едва ли помнил уже её лицо… А вот лицо Люциуса Малфоя Фрэнк знал очень хорошо. Он изучал его часами, днями напролёт по фотографиям; ему была известна каждая его черта. А потому насколько же удивительно было видеть его теперь вот так, воочию. Фрэнку хотелось сказать ему об этом, ему хотелось кричать и вопить: «Я знаю тебя, я знаю тебя! Я изучил о тебе всё, что смог, и ты не имеешь права говорить мне, что ты не знаешь меня. Ты не имеешь права не знать в лицо своего самого главного врага; самого преданного тебе врага; врага, принёсшего тебе в жертву всю свою жизнь…».
А потом случилось кое-что страшное. Фрэнк помог Люциусу выкопать тело того старика, в облике Ральфа, думая, однако, что тело это спокойно гниёт уже в земле, и уж тем более не решит принять вдруг свой прежний облик. Но произошло по-другому, и к этому Фрэнк совсем не был готов. Разом ему вдруг открылось очень многое. Он узнал о том, кем на самом деле был старик и понял, что свидетельство о смерти Ральфа с его собственной подписью утаить тоже уже не удастся, потому как мистер Поттер, присутствие которого, Фрэнк из-за своего воодушевления весьма недооценил в тот день, быстро заподозрил неладное, раскрыв не только личность Фрэнка, но и неотступно проследовав за ним в архив.
Фрэнк понял вдруг, что Нарцисса подставила его. Осознание пришло ему в голову так неожиданно и так болезненно отдалось во всём теле, что он сейчас же отогнал от себя эту мысль: нет, она не могла; она не могла так поступить с ним… «Должно быть, — думал Фрэнк, — она и сама не знала, что тело примет прежний облик».
Выбора, однако, у Фрэнка уже не было. Единственным шансом на спасение для него теперь был побег, который он совершил непременно, как только вывел из сада, навстречу Люциусу и всей сопровождавшей его свите мертвецов. Он также выпустил Плеггу, решив, что если уж и этот человек, не справится с Люциусом, то этого не сделает уже, пожалуй, никто… А потом сбежал и сам, забрав из дома некоторые необходимые ему вещи и принимаясь скитаться в шотландских лесах, пока старое радио его, настроенное на министерскую волну, не сообщило о нападении на Малфой-мэнор, закончившимся одним смертельным исходом… вот только опять не для Люциуса Малфоя.
И Фрэнк решился. Он понял наконец, что именно здесь заканчивался его путь, но что, последним шагом, который он должен сделать, прежде чем спрыгнуть в лоно уже давно ожидавшей его пропасти — было уничтожение самой страшной, самой ядовитой на этом свете змеи.
Когда Фрэнк доковылял наконец до её дома, хромающий и едва ловивший распахнутым ртом пыльный августовский воздух, был уже поздний вечер. Ему, однако, хватило ещё сил, выбить плечом дверь летней веранды.
Дом, обманчиво пустовал. Она хорошо позаботилась о том, чтобы мракоборцы не обнаружили её здесь так быстро. Она выжидала, как паучиха в своём логове; сидела где-то в застенках, заколдованных эльфийскими чарами. Мракоборцы всегда недооценивали трепетное отношение этих маленьких безобидных существ к их хозяевам; им всегда казалось, что они не способны на такие хитрости. Фрэнк, однако, знал, что домовик Нарциссы способен ещё и не на такое. Когда они вмести с ним, несколько месяцев назад заманили мистера Дорни, в тот старый, заброшенный дом, Фрэнк видел, с каким удовольствием эльф превратил одним щелчком своих мерзких пальцев мракоборца в живой пылающий факел… Да, Фрэнк знал, что Нарцисса была у себя.
— Я здесь, — сказал он, встав посреди её запылённой гостиной и выставив палочку перед собой. — Покажись или я вызову их сюда.