— Да! Да, Нарцисса! — воскликнул Фрэнк, решивший отчего-то, что она произнесла это с восхищением. — Это сделал я! Всё я!
— Но зачем? — изумление в её глазах было таким отчаянным, и тут Фрэнк понял вдруг, что Нарцисса вовсе не была восхищена; отступать, однако, ему уже было некуда.
— Понимаете, я был одержим местью, — признался Фрэнк, вновь опускаясь на свой стул. — Вы, должно быть, не знаете, конечно, но я ведь… Я ведь двоюродный брат той самой Марлин МакКиннон, которая состояла в этой подпольной организации Дамблдора — Ордене Феникса, будь он неладен! И ваш муж… б-бывший, в смысле, муж, понимаете, он был предводителем того нападения. Он… он убил её! Я был там! Я лично был в тот вечер там, в её доме и я видел его собственными глазами! И я столько лет… — Фрэнк оборвал себя — признаться Нарциссе ещё и в том, что все эти годы он тайно следил за её семьёй было уж точно никак нельзя, а потому совсем уже неуверенно он только добавил: — Но всё ведь вышло в итоге прекрасно, не правда ли, Нарцисса? Вы же благодаря именно той моей выдумке стали свободны от него, от этого монстра, от этого страшного тирана и убийцы! Вы же… вы же сами говорили, как мучились в замужестве с ним, как страдали!
— Вы что смеётесь надо мной?.. — прошептала Нарцисса, губы её задрожали и она прижала к ним пальцы. — Вы издеваетесь? Вы… подшучиваете так, Фрэнк?
— Нет-нет, ну что вы! Ну что вы!.. Я никогда бы, никогда бы не смог поступить так гнусно! — замотал он головой.
— Гнусно? Вы это называете «гнусно»?
За маленьким круглым столиком в бывшем кафе-мороженом Флориана Фортескьё повисло молчание. Кофе в двух голубых чашках давно уже остыл. Фрэнк не понимал, что должен был сказать. Он потупил взгляд.
— И почему, интересно знать, вы вообще решили признаться мне во всём этом сейчас? — вновь зазвучал её голос. — Зачем? Что вы надеялись услышать от меня? Благодарность?..
Последнее слово вырвалось у неё с надрывом, и только теперь, пожалуй, Фрэнк и сам увидел, как глупо это было с его стороны.
— Д-дело в том… Дело в том, что я люблю вас, Нарцисса, — тихо произнёс он, понимая, что никому и никогда в жизни ещё не говорил этого.
— Любите? — с презрением выплюнула она. — Вы? Меня?
Ноздри её раздулись. Глаза прожигали Фрэнка насквозь, и он стушевался под этим её взглядом, съежился, ощущая своё полное бессилие и ничтожность перед ней.
— Да как вам в голову могло прийти, что я возблагодарю вас, за то, что вы разрушили мою семью? — дрожа, спросила она. — За то, что очернили её, изгадили своей подлой клеветой?..
— Я… понимаете, я, — Фрэнк безуспешно пытался найти себе оправдание, но никак не мог, а потому, в конце концов, ему пришлось лишь кивнуть: — Да, действительно вы правы, конечно, правы: я не имел права… Но я, как вы сами сказали, я всегда был искренен с вами. Я не мог позволить себе, чтобы между нами оставались подобные тайны…
— Между нами? — повторила она, взгляд её стал свирепым. — Да вы в своём уме вообще? Кто вы, и кто я!
Лицо Нарциссы сморщилось так, словно под нос ей подсунули что-то отвратительно пахнущее, и этим мерзким зловонием был для неё он — Фрэнк, отчего ему немедленно захотелось испариться, исчезнуть, раствориться в окружавшем его пространстве и больше никогда уже не существовать.
— Вы мне омерзительны, — выдохнула Нарцисса. — Я знала, конечно, что вы больны, что вы одержимы им… Знала, что вы предпринимали, возможно, какие-то попытки, дабы отомстить, но чтобы такое!..
Она быстро поднялась со стула, всё ещё не спуская с Фрэнка своих ледяных глаз.
— Нарцисса, — не способный ещё поверить до конца в происходящее, произнёс он.
— Никогда больше не смейте даже заговаривать со мной, — процедила она сквозь зубы. — А уж тем более называть меня по имени…
И уверенно развернувшись на каблуках, она подобно ветру направилась прочь из кафе.
— Нар… м-миссис Малфой! — слабо воскликнул он ей вслед. — П-пожалуйста!..
А через полгода, Люциус объявил о своей помолвке. Фрэнк за всё это время ни разу так и не осмелился более заговорить с Нарциссой, которая замечая его в холле Азкабана, делала отныне вид, что они и вовсе с ним не знакомы. После же того, как бывший муж её женился во второй раз, она и подавно перестала там бывать. В те же редкие дни, когда Фрэнку удавалось заметить её, ведомую каким-нибудь другим стражником в комнату свиданий — Нарцисса казалась ему непривычно бледной, иногда даже до болезненности, и ему становилось жаль её, отчего он принимался винить себя за всё случившееся ещё сильнее…