Петля Арахны (СИ)

Когда подобные мысли только начали приходить Фрэнку в голову — он тут же одёргивал себя, не позволяя даже думать о таких вещах, потому как это было не просто не правильно, но почти преступно в отношении всего чему он столько посвящал себя долгие годы. Да и как вообще он мог разрешить себе испытывать к не достойной по всем его убеждениям ничего кроме презрения женщине хотя бы жалость, не говоря уже о неких трепетных чувствах?..

Тягостные сомнения его рассеялись, однако, в тот самый день, когда уже после её развода и последовавшего за ним летнего путешествия, Фрэнку вновь довелось поговорить с Нарциссой, и она внезапно почти со слезами на глазах призналась ему в том, как тяжела была в действительности её прежняя жизнь. О, как она была смущена своей собственной откровенностью тогда: щёки её горели, губы дрожали, а руки… она даже тронула Фрэнка в порыве благодарных эмоций за плечо, когда он и сам сознался ей вдруг в своей симпатии.

Событие это перевернуло Фрэнку жизнь, заставив осознать, что он не принадлежал более самому себе, а все прошлые метания его, все тщетные стремления отомстить Люциусу Малфою за смерть Марлин вели его на самом деле к куда более важному, сколь же и совершенно нежданному итогу — любви. Да, Фрэнк был влюблён. Он испытал это чувство так сильно, вероятно, впервые за всё своё, казавшееся в последние годы как никогда бессмысленным существование, и оно осветило его; оно придало ему сил…

Обнаружив в себе подобное глубокое чувство, Фрэнк, весьма стеснительный по своей натуре, не мог, однако, и подумать о том, чтобы предложить Нарциссе нечто непристойное. Будь ситуация несколько иной, и он, одержимый новым своим прозрением, стал бы возможно даже помышлять о браке, но Нарцисса, только что пережившая развод, навряд ли согласилась бы столь рано давать новые клятвы, а потому, Фрэнк, решив не торопить события, продолжил общаться с ней так, как ему позволяли то смелость и воспитание.

У Фрэнка, тем не менее, было одно нестерпимое желание, касавшееся Нарциссы, с которым он справиться в конце концов так и не смог. Фрэнк мечтал открыть ей свой секрет — страшную тайну, которую хранил с восторгом и гордостью ото всех вот уже, должно быть, два с половиной года и никогда не отважился бы поведать о ней кому-либо, а тем более ей, если бы не нынешние, сложившиеся столь чудесным образом обстоятельства. Теперь, когда Фрэнк точно знал, что развод Нарциссы стал для неё освобождением — ему хотелось, чтобы она узнала, кто во всей этой истории был истинным героем, позволившим ей наконец свободно расправить крылья. Фрэнк желал, чтобы Нарцисса поняла, какую важную роль он, в действительности, уже сыграл в её жизни, потому как верил — она, несомненно, оценила бы это.

Просто так раскрыть Нарциссе всю правду, в один из их будничных походов по коридорам Азкабана, Фрэнк, однако, не мог. Он не очень любил помпезность, конечно, но всё-таки, информация которой он собирался поделиться с ней, была слишком уж важная, дабы выплеснуть её на Нарциссу столь прозаично, а потому вскоре он решился на ещё один важный шаг, предложив ей выпить с ним кофе.

Сделать это ему, правда, удалось не с первого раза. Прежде чем Фрэнк наконец пригласил Нарциссу на завтрак в бывшее кафе Флориана Фортескьё, он трижды не смог побороть собственное волнение. Всякий раз, когда Фрэнк хотел произнести свои тщательно отрепетированные слова, в горле его начинало отчаянно першить, и он, заходясь страшным кашлем, оставлял всякие попытки сказать ей ещё хоть слово. На четвёртый же раз, когда Фрэнк вновь едва не задохнулся у неё на глазах, Нарцисса, осознавшая, видно, что он никак не может донести до неё нечто очень важное, взяла его за руку и, улыбнувшись своей участливой улыбкой, каким-то чудом рассеяла все его страхи. А уже через неделю, в свой выходной, нервничая ещё немного, Фрэнк направлялся по Косой Аллее при полном параде на своё первое за долгие годы свидание, старательно отгоняя от себя мысль, что Нарцисса могла передумать и не прийти.

Когда же он зашёл в кафе и увидел её, сидящую за одним из самых дальних столиков в укромном уголке зала, сердце его растаяло, и совсем уже воодушевлённый он подошёл к ней, торопливо приглаживая свои редкие волосы на висках.

— Миссис Малфой, — выдохнул он, застывая у столика в нерешительности — назвать её по имени он до сих пор ещё ни разу так и не отважился.

— Фрэнк, — она улыбнулась ему лучезарно. — А я, вот, уже вас жду! Ну что же вы стоите? Садитесь же, наконец!

И Фрэнк, спохватившись, отодвинул стул, усаживаясь на него, а потом с удивлением уставился на две чашечки голубого фарфора, стоявшие перед ним.

— Я осмелилась заказать нам кофе, — произнесла Нарцисса, поймав его взгляд. — Вы же не против?

— Нет-нет, — замотал он головой. — Ну что вы — это чудесно! Теперь нас точно никто не будет прерывать.

Он взял одну из чашечек в руку.

— Да, — кивнула она, — я вот именно так и подумала. Так значит… вы хотели мне что-то рассказать? Что-то важное?