— Правда? — Люциус порывисто обернулся. — Что ж, прекрасно! Проводи их в мой кабинет и, — он обратил на Гермиону продолжительный взгляд, — скажи, что миссис Малфой скоро их примет.
***
Когда уже вечером, они с Люциусом спокойно ужинали в столовой Малфой-мэнора, Гермиона была молчалива. Все рабочие дела они успешно завершили на сегодня, а Роза, после очередного насыщенного дня с Хьюго, сладко спала уже в своей кроватке…
— Я слышал, вы с Лавандой разговаривали о Кьянее, — Люциус прервал воцарившуюся тишину, когда тарелки их опустели.
— Да, — Гермиона принялась собирать их со стола. — Перед отъездом она оставила для Рона письмо, представляешь?.. Поблагодарила за то, что он оказался единственным человеком, способным услышать её зов о помощи. Пригласила даже всю его семью к себе на Крит будущим летом и пообещала написать своему учителю в тот самый монастырь, с просьбой помочь Рону с его недугом…
Люциус лишь повёл бровью, плеснув себе ещё вина в бокал.
— Лаванда, правда, смотрит на это скептически, как всегда, — добавила Гермиона. — Говорит, Кьянея забудет, мол, все свои обещания, как только жизнь её войдёт в привычное русло… Я же сказала ей, что госпожа Калогеропулос хороший человек и обязательно сдержит слово.
— А что же сам Рональд думает на этот счёт? — хмыкнул Люциус, и Гермиона взглянула на него с удивлением — прежде он сам никогда не спрашивал о Роне, и уж тем более не интересовался тем, какое мнение тот имел по тому или иному поводу.
— Ну, он… рад вроде бы, — ответила она. — Мысли его сейчас, правда, заняты совсем другим, слава Мерлину! Доктор Шафик предложил ему устроиться в Мунго на половину дня, дабы тот помогал ему ухаживать за пациентами. Сказал, что рвение, которое он проявил, когда там лечился Гарри — пошло ему на пользу. Так что Рон теперь наконец не будет чувствовать себя лишь обузой для семьи…
— Ну, вот видишь, как всё прекрасно сложилось само собой! — Люциус опрокинул последние капли вина, отставляя от себя пустой бокал. — И даже зельями никакими поить не пришлось.
Гермиона бросила на него колкий взгляд.
— И всё-таки я считаю, что мне стоит исследовать то зелье.
— Ну, мы же уже обсудили это с тобой, — он поднялся из-за стола. — Если Северус не обнаружит в нём никакой опасности, то… ты сможешь испытать его. Однако хочу заметить, что даже если это зелье и правда окажется тем самым твоим образцом, где гарантии, что оно действительно подействует? А даже если и так, то я не хотел бы, чтобы ты излишне обольщалась на счёт Алонзо в этом свете, — он взглянул на неё пристально. — Ты же, я надеюсь, понимаешь, что подобный «прощальный жест» с его стороны, является ничем иным, кроме как желанием попытаться реабилитировать себя в твоих глазах… Вне всяких сомнений, он пошёл на это, уже понимая, что ему не удастся избежать наказания.
— Не думаешь же ты, что этот его «прощальный жест», мог произвести на меня хоть какое-то впечатление? — почти оскорблённо выдохнула Гермиона, щёки её вспыхнули.
— Я лишь, хочу уберечь тебя от очередного бессмысленного разочарования, — Люциус, отвёл глаза и, сделав несколько шагов по комнате, останавливаясь у окна. — Стоит, однако, признать, что он всё-таки хорош, — презрительно выплюнул он себе под нос, и в комнате воцарилась тишина.
Гермиона застыла. Она не сразу нашлась, что сказать. Тот факт, что Люциуса по-прежнему задевала вероятность возвращения Алонзо её расположения, поражал Гермиону до глубины души: неужели он всё ещё был так уязвим? Так болезненно чувствителен, когда в голове его появлялась хотя бы крошечная мысль, что внимание и поощрение её могли достаться не ему одному, но какому-то другому мужчине. Он абсолютно точно не желал делить её больше ни с кем.
— Люциус, — Гермиона подошла к нему, осторожно кладя руку на плечо. — Ну, ты же знаешь, я надеюсь, что истинным героем для меня сегодня был только ты?
— Я? — плечо его слабо дрогнуло, и он бросил на неё полный нарочитого безразличия взгляд. — Правда? Ну что ты, нет, не знаю.
— Ах, Люциус! — губы её расплылись в едва сдерживаемой улыбке. — Ну, я же весь этот день только и делала, что восхищалась тобой!
— Да неужели? — он недоверчиво прищурил глаза, и она рассмеялась, думая только о том, что ей в сущности было даже приятно потешить сейчас его самолюбие.
— Ну, конечно! — она обхватила ладонями его лицо, и он с большим интересом принялся рассматривать её. — Весь этот день я только и восхищалась твоим красноречием, твоим умом, умением вести за собой людей и способностью влиять на них. Я, конечно, и так всегда знала, что ты прекрасный оратор и лидер, но сегодня ты просто заворожил меня!
— Ах, так вот почему ты была такой рассеянной на собрании! — руки его заскользили по её бёдрам.
— Да, я просто залюбовалась тобой, — она прикрыла глаза. — Если бы ты только знал, как я горжусь тобой, Люциус. Как трепещу от восторга при мысли, что ты мой муж.
Пальцы его коснулись её лица, бровей, носа, скул, после чего он приник к её губам, оставляя на них долгий удовлетворённый поцелуй, и они постояли так, слившись в нём несколько мгновений.