Петля Арахны (СИ)

— Что? — Гермиона отпрянула от него, как ошпаренная, на этот раз.

По лицу Люциуса прошла дрожь.

— Прости. Вероятно, мне стоило признаться в этом раньше.

— И как часто ты делал это, позволь спросить?

— Довольно часто, но… именно так они и манипулировали мной.

— Ах, ну, конечно, — она запальчиво кивнула, — нашёл, как оправдаться!

— Я не говорю, что в этом не было и моей собственной вины, — он примирительно взял её за руку. — Я знаю, что это было неправильно и… мне стыдно, если тебя это утешит. Я также обещаю, что никогда больше не буду поступать подобным образом.

— Ну ещё бы! — ноздри Гермионы раздулись. — Так вот, почему ты так бесился тогда из-за Алонзо!.. И что, много ты там увидел?

— Я всего лишь видел, свою любимую девочку, — ладонь Люциуса прикоснулась к её щеке, — которая была самой собой со всеми, кроме меня, отчего я ужасно страдал.

— И поделом!

— Позволь же мне искупить эту вину, — Люциус вновь осторожно приманил её, Гермиона не сопротивлялась, и он положил её на спину, принимаясь ласкать пальцами грудь.

— О, тебе очень придётся постараться на этот раз!

— А я старательный, — кончик его языка коснулся её всё ещё плотно сжатых губ.

— А не устанешь? — она едко хмыкнула вдруг. — А то завтра тебе ещё будить меня, как ты мне обещал, а потом ещё весь день вести за меня дела Фонда, а там и ночь опять и снова утро… а тебе-то уже не тридцать!

Люциус даже замер. От изумления у него приоткрылся рот. С мгновение он смотрел на Гермиону. Глаза сверкнули.

— Маленькая негодница! — только и выдохнул он, хватая её за плечи, после чего Гермиона едва сумела понять, что же произошло: тёмное пространство комнаты вдруг перевернулось вокруг неё, и она обнаружила себя уже лежащей животом у Люциуса на коленях — руки прижаты к пояснице, лицо утыкается в подушки. И как он только сделал это так быстро?

— Люциус, отпусти! — вскричала она, пытаясь избавиться от его как никогда железной хватки.

— А я-то, видно, и забыл совсем, что тебя надо воспитывать, — сверху зазвучал его невозмутимый голос.

— Ну в самом деле! — она вновь предприняла попытку вырваться, но он только сильнее придавил её к себе — рёбра заныли.

— Тихо-тихо, — он погладил её по голове, и она присмирела. — Совсем отбилась от рук, моя сладкая, да?..

Придавленная лицом к кровати, Гермиона лишь сердито втянула носом воздух, ощущая, как пальцы Люциуса медленно заскользили уже по её ягодицам, проникли в ложбинку меж них.

— Ну, ничего, — он принялся массировать её. — Теперь-то я это исправлю. Научу мою вкусную девочку быть вежливой и послушной…

— Люциус, — из груди Гермионы вырвался угрожающий рык.

— Да, теперь я… всё исправлю, — тихо добавил он, и тело её вздрогнуло в следующий момент от того, что ладонь его со звонким шлепком опустилась ей на ягодицы.

Вздох изумления замер у неё на губах. Боли не было. Он шлёпнул её совсем легко, Гермиону, однако, полностью ошеломил сам факт, осуществлённого над ней столь наглого действа. Жар охватил лицо.

— Люциус! — вскричала она, принимаясь извиваться в его руках с ещё более отчаянным рвением, отчего он только крепче сжал её запястья.

— Будешь сопротивляться — отшлёпаю по-взрослому, — раздался его леденяще спокойный голос, и пальцы вновь заскользили меж ягодиц, доставляя Гермионе почти возмутительное сейчас удовольствие.

— Ну, Люциус! Ну, как так можно?! — всхлипнула она. — Это ты тут следил за мной в зеркалах всё это время, потворствуя гнусным планам наших врагов, а не я! Так что это…

Слова застыли у неё на губах — он повторил это вновь. Снова шлёпнул её! На этот раз чуть сильнее — Гермиона ощутила покалывание.

— Непослушная девчонка, — выплюнул он, дрогнувшим от едва уже сдерживаемого возбуждения голосом, и ладонь вновь рассекла воздух. А потом ещё и ещё раз. Кожа вспыхнула. После чего он настойчиво погрузил пальцы ей во влагалище. Гермиона подалась им навстречу.

— Отпусти мне хотя бы руки, — простонала она, и Люциус мгновенно выполнил её просьбу, помогая ей устроиться наконец у него на коленях поудобнее, после чего с упоением ухватился за её ягодицы обеими руками, сжимая их с силой, растягивая в стороны. Возбуждённое дыхание его обожгло её распалённую кожу, а затем он шлёпнул её ещё несколько раз.

Расплывшись в предательской улыбке, Гермиона прикусила губу.

— Как же я люблю тебя, моя радость! — вскочив с места, Люциус навис над ней — член его упёрся Гермионе в шею и, уткнувшись в промежность ей лицом, он принялся тереться о неё носом, кусать, вылизывать с исступлённым вожделением. — Как люблю! Никто и никогда не будет любить тебя так, как я!..

***